— Чушь собачья! — Он прижал ее к себе. — Почему ты не отвечала на мои звонки?
— Какие звонки? — удивилась она.
— Знаешь, давай не будем…
— И верно, не будем. Ты мне не звонил.
— Нет, но Пол звонил.
— И Пол не звонил.
— Сукин сын! Я ему голову оторву! Я мечтал о танце с тобой с того времени на юге Франции. Помнишь?
Разве могла она забыть?
— Нет.
— Ресторан „Режина". Мы с тобой танцевали.
— Ах, да. — Господи, как же ей здорово. — То было как раз незадолго до того, как меня облили ушатом холодной воды. — Она старалась отодвинуться подальше от его настойчивого тела.
— Не тебе говорить об ушате воды. Только вспомни, как ты меня приветила, когда я позвонил тебе из Чикаго? — Он рывком прижал ее поплотнее.
— Ты меня слишком крепко держишь. Мне дышать нечем.
Он слегка ослабил хватку.
— Отчего бы нам не сбежать с этой тоскливой вечеринки?
— И что мы будем делать?
— А ты как думаешь?
— Вот уж нет!
— Отчего это „вот уж нет"?
— Потому что я не хочу. — Ну и здорова же она врать! Потому что впервые в жизни она хотела.
Он пожал плечами.
— Можем делать то, что ты хочешь. Поехать на пляж, съесть горячую сосиску, пойти на концерт.
— Хорошо. Звучит завлекательно.
Он засмеялся.
— Так ты лучше будешь делать все это, чем…
— Да!
— Тогда чего мы ждем?
— Ты не можешь уйти.
— Это еще почему?
— Ты знаешь почему. Ты здесь почетный гость.
— Ну и что? Я их никого не знаю, да и, правду сказать, не хочу знать.
— Я не могу бросить Линду.
— Линда не пропадет. — Эл показал на Линду, танцующую с Полом.
— Почему бы нам не позвать их с собой?
— Как хочешь.
— Ты сегодня на удивление мил. Как я хочу. А я-то думала, что вопрос всегда в том, что ты хочешь.
— Если бы речь шла о том, чего хочу я, то мы давно были бы где-нибудь в постели и трахались до потери…
— Не выйдет.
Он улыбнулся, ему было приятно с ней, а еще приятней думать, что, как он был уверен, последует потом. Он вскинул руки в шутливом отчаянии.
— Я не спорю!
Она рассмеялась, впервые за много недель почувствовав себя счастливой.
— И правильно делаешь!
Хохоча, они свалились на заднее сиденье лимузина Эла.
— Так что она сказала? — снова спросила Даллас.
— Она сказала: „Мистер Кинг, вы самый невоспитанный человек, с кем мне приходилось встречаться". Затем ее глаза наполнились слезами, поэтому я сказал: „Дорогая, голова разламывается. Ну что я могу сделать?" И тогда она сказала: „Ты можешь остаться, хрен моржовый!" Я чуть на нее не свалился. Дорис Эндрюз и такие выражения. Ужасно!
Даллас засмеялась.
