— Дети Леса и Реки, никто не причинит вам зла!
* * *
…Грудь корабля раздвигала бурую воду с негромким шорохом, напоминавшим тихий стон, словно Река жаловалось кому‑то неведомому на боль, причиняемую ей деревянным существом. Полог ночи наполняли звуки Леса, вопли его обитателей — пожираемых — и плотоядное урчание — пожирающих. Вечный круговорот жизни и смерти, рождения и гибели…
Человек стоял на носу, у самой шеи звероголового чудища–украшения и смотрел во тьму невидящими глазами. Мысли его были далеко–далеко, вдали от Реки и Леса, и вообще от всего этого Мира со всеми его бедами и заботами.
Нет, чувство простой человеческой благодарности не было чуждо тому, кого Дети Леса называли Хан–Шэ. Он отзывался на это имя, хотя уже догадался, что оно не настоящее. Человек надеялся, что скоро он вспомнит, как его зовут на самом деле, равно как и многое другое. Именно поэтому он и стоял сейчас здесь, на борту звериноголового корабля и плыл вместе с ним туда, куда этот корабль направлялся, — к центру страны, в столицу Властителя.
После всего случившегося на берегу, железнотелые беспрекословно выполняли все приказы Хан–Шэ, даже не пытаясь отступить от их смысла ни на йоту.
Он приказал вернуть отобранное и освободить пленников — исполнили тут же.
Он приказал выгрузить на берег и установить на помосте частокола, окружавшего селение, четыре тяжёлых арбалета (больше похожих на баллисты) — пригодится, если вновь появится хугу–хугу или кто‑нибудь ещё похлеще, особенно если щедро смазать гранёные железные наконечники ядом из красной травы, — установили быстро и сноровисто.
По одному его слову воины отдали лесным охотникам мечи — не все, конечно, но добрую половину того оружейного запаса, который имелся на ладье.
И самое главное: Хан–Шэ повелел остаться в племени четверым из пришельцев — мастерам работы с металлом. Человек не сомневался, что скоро ан–мо–куну освоят плавку и ковку металла — меди, а потом и железа, лишь бы нашлась поблизости руда («руда$1 — откуда ему известно это слово?).
Все его распоряжения выполнялись быстро и точно — и это было приятно.
Неприятным был страх, поселившийся в сердцах наивных лесных людей.
Если раньше они видели в Хан–Шэ просто могучего охотника, сильного среди равных, то расщепившая мачту молния (сборщики дани провозились с ремонтом ладьи несколько дней) одновременно выжгла настоящую пропасть, отделившую его от племени.
Теперь победитель хугу–хугу и железных воинов выглядел в глазах ан–мо–куну то ли духом, то ли демоном, с которым лучше не иметь близких отношений. Исключение составляли только лишь Старший Охотник и его дочь.
