Я, надувшись, сидела в машине и думала о своей несчастной женской доле. Где, на каком жизненном перекрестке я сделала неправильный выбор? И почему продолжаю идти этой сомнительной дорогой, на которой приходится спать в спальном мешке посреди чиста поля? Только ради этих плеч. Эти плечи обещают, что их обладатель защитит свою женщину от дикого кабана, убьет для нее мамонта и построит дом из ничего. Ну и пусть дом будет построен к первым лучам солнца, когда женщина будет видеть десятый сон на заднем сиденье машины. Это частности, о которых не упоминают в романах.
* * *
В Трогир, этот Сен-Тропе хорватской Ривьеры, мы добрались к ужину следующего дня, и больше, чем есть, нам хотелось только холодного пива. В воздухе пахло жареной рыбой, в бухте покачивались спящие яхты, мы сновали по плохо освещенным улочкам старого города от одного пригвожденного к стенке меню к другому. Наконец голод загнал нас в ресторан с тремя многообещающими эмблемами путеводителя «Рутар»[12] на входной двери. Внутри собрались, наверно, все туристы, бывшие тем октябрьским вечером в Трогире. И все они живо, с элементами пантомимы, обсуждали меню. Оно и понятно: названия блюд хоть и были заботливо переведены на английский, но, похоже, даже сами англичане не знали, что скрывается за этими названиями.
— Сарган — это вообще что? — тихо недоумевала итальянка за соседним столиком.
— Да черт его знает… Но смотри, оно подается с горошком, ты же любишь горошек, — вышел из положения ее кавалер.
Мы тоже выбрали рыбное блюдо по гарниру — в ихтиологии никто из нас не силен. Люди вокруг уморительно пытались изображать креветку или форель. Те, кому уже принесли заказ, чувствовали себя звездами светской хроники — завистливые взгляды присутствующих сразу же обращались в их сторону, им заглядывали в рот и, не стесняясь, обсуждали их манеру обсасывать косточки. Мы были так голодны, что, забыв о политесе, сжевали наше бесконечно вкусное «то-не-знаю-что с овощным рагу», игнорируя робкие попытки соседей-итальянцев завязать разговор на тему содержимого наших тарелок.
* * *
Трогир со Сплитом разделяют какие-то сорок километров, но кажется, что между ними портал в иное измерение. В отличие от мягкого, неторопливого Трогира, Сплит устраивает неподготовленному курортнику настоящий контрастный душ из впечатлений. Порт тут соседствует с мраморным променадом: по одну сторону пальмовой гряды потные моряки разгружают трюмы, по другую — потягивают дайкири странноватые богемные персонажи. Хиппи дымят самокрутками, растаманы бьют в тамтамы, студентки в провокационных шортиках переписывают конспекты, устроившись на нагретых ступеньках фонтана, а дамы постарше бестрепетно разгуливают в купальниках и аметистовых сережках. И пусть кто-то рискнет выразить сомнение в их вкусе: карликовый пинчер всегда на страже хозяйкиных чести и достоинства! Каждые полчаса на улицы Сплита выбрасывается новый десант туристов, прибывающих по земле, воде и воздуху, чтобы побродить по руинам дворца римского императора Диоклетиана. Правитель вошел в историю тем, что на пике народного доверия добровольно сложил с себя императорские полномочия и удалился в провинцию возделывать грядки. «Какая политика, братцы! — возразил Диоклетиан послам, прибывшим просить его вернуться на трон. — Посмотрите лучше, какая у меня выросла капуста!» Будь Сплит в Италии или во Франции, капуста тушеная-жареная-пареная давно бы стала местным деликатесом, пусть даже она, по-честному, никогда здесь особо не росла. Магазинчики наперебой предлагали бы сувенирные кочаны и кочерыжки, исполненные в алюминии и полудрагоценных металлах. Стилизованная капуста красовалась бы на туристических буклетах, а то и на гербе города. Но хорватский Сплит не таков. Он не без оснований считает, что его настоящее не менее славно, чем его прошлое. Поэтому в исполинском остове дворца Диоклетиана прижились кофейни, посетители которых раскладывают подушки прямо на древних ступенях, рынок со всякой всячиной, торговцы которого крепят тенты к обветшалым колоннам, и целая колония разномастных кошек, демонстрирующих гибкость и грацию в арочных пролетах.
