Поэтому я вырезала отсюда лирические зарисовки про «студенческий дух Латинского квартала», «величие собора Нотр-Дам» и «буржуазный шарм Марэ». Нет лучшего способа прослыть самонадеянным идиотом, чем попытаться описать Париж русскому человеку. Для русских людей этот «муравейник» стоит особняком от всех других. О нем говорят с придыханием, будто улицы там вымощены круассанами и романтику разливают на заказ, как пиво. И все его отчего-то знают как свои пять пальцев.
Чтобы объяснить магию Парижа, достаточно описать одно среднестатистическое кафе. Скорее всего, под полосатым красно-черным навесом, на котором золотой вязью выписано примитивное название вроде «Улитка» или «У Франсуазы». Столики и стульчики, будто маленькие упрямые бойцы бессловесной мебельной армии, оккупируют каждый свободный метр тротуара вокруг него. Иногда после одиннадцати вечера они отступают и стройными шеренгами стоят за витриной, готовые к утренней атаке. А самые упорные и ночью не сдают своих позиций: для надежности они скрепляются цепями и спят стоя, как боевые лошади.
Кафе в Париже — это совсем не то, что кафе у нас. Они никогда и не претендовали на то, чтобы кормить людей. Об этом издалека сигнализируют столики, на которых нет места тарелке — на нем помещается только «повод для беседы»: чашка кофе или бокал аперитива и блюдечко с фисташками. Очищенная от условностей, беседа льется легко и непринужденно; под локтями появляются круги от новых бокалов; уличный гул ближе к вечеру звучит как музыка, под нее мимо столика проносятся люди — идеи для повестей и романов.
В кафе не собираются специально, а забегают на минуточку, чтобы, задумавшись, просидеть целый день. Именно в кафе происходит то, что называется парижской жизнью: под лампами-радиаторами знакомятся и расстаются, целуются и выясняют отношения, встречаются с друзьями, пишут эсэмэски, работают, греются, обмывают покупки с подругами, читают, мечтают, заполняют формуляры на биржу труда, переписывают конспекты, рисуют и пишут песни. Кажется, что тут нет никакой интимности: крошечные столики-таблетки плотно придвинуты друг к другу, при неосторожном движении соседа-незнакомца можно задеть плечом или коленкой. Но это видимость. На самом деле парижское кафе волшебным образом поделено на десяток замкнутых микрокосмов, и жители одного редко входят в контакт с жителями другого, разве только к взаимному удовольствию…
Однажды, несколько лет спустя, в очереди в общественный туалет я встретила русских «автобусных туристов»: они колесили по Европе группой из шестидесяти человек, останавливаясь в примечательных столицах на один день. Узнав, что я живу в Париже, они с дикими глазами прижали меня к стенке кабинки и спросили, куда бы им поскорее пойти, чтобы не растрачивать драгоценные часы на второстепенные монументы. Вариантов было три — Эйфелева башня, Лувр или Нотр-Дам. Я замялась. Мне правда очень хотелось им помочь. Они ждали от меня, парижанки с опытом, вердикта, какая из трех обязательных достопримечательностей самая парижская. Но я-то знала, что настоящего Парижа в этих местах не больше, чем Москвы в Мавзолее.
