Ларций, все эти дни присутствовавший на играх, давным — давно покинул бы трибуну, если бы не утихавший интерес, когда же на арену выедут Сацердату.
На третий день, в проходе он лицом к лицу столкнулся с Регулом. Тот был горд, весел, хотя его имя за эти дни не раз выкрикивали с арены. Сенатор поделился с Ларцием последними новостями, шепнул по секрету — знающие люди утверждают, что скоро император осыплет его, Регула, новыми милостями. Ларций знал цену этим слухам. Обратившись к императору с просьбой назначить его главой пожарников Рима, непотопляемый сенатор получил решительный отказ. Подобный ответ на просьбу известного в столице мошенника никого из осведомленных в дворцовых тайнах людей не удивил.
Сразило другое.
Кто бы мог подумать, что такая малость, как отказ в официальном назначении, нежелание императора встречаться лично, нагонит такой страх на Регула. «Непотопляемый» более недели не появлялся на заседаниях сената. Прятался в своем убежище среди статуй. Но сегодня Регул был явно доволен. Он попытался напроситься к Лонгам в гости — сам по причине неслыханной жадности Регул никогда и никого не приглашал к себе, — а в конце разговора с нарочитым сожалением известил префекта, что на играх «не будет изюминки».
— Вообрази, Ларций, негодник Сацердата ухитрился сбежать из гладиаторской школы, где его и его сообщников готовили на третий день боев.
Регул, сожалея, развел руками и доброжелательно глянул на Ларция. Смотрел с интересом, словно ожидая, как префект конной гвардии отнесется к жирной и многозначной новости.
Ларций замялся, потом спросил.
— Император знает о побеге?
— Ему доложили. Он приказал принять меры, однако преступник пока не найден.
На том и расстались. Настроение у Ларция сразу испортилось. Уже не радовал дневной свет, не вдохновляла очевидная и заслуженная победа справедливости и торжество добродетели. Могильной тоской повеяло от вчера еще возбуждавшего энтузиазм приказа собираться в поход. До вечера ходил унылый, не в силах справиться с погребальным настроением. Помогла философия — на тайный, рожденный в душе вопрос, намекнула: вспомни, в чем ты волен и в чем нет. Обопрись на мужество, рассудительность, будь умерен и справедлив. Найди согласие с собой и окружающими, а для этого поговори с Эвтермом.
Вечером, оставшись один на один, он спросил у раба.
— Ты что влюбился в мою жену?
Эвтерма, уже вполне зрелого мужчину, бросило в краску. Он помедлил, потом ответил.
