Печенеги | страница 23

На Дунае, однако, все осталось по-прежнему. В 1086 году мы находим города придунайские в том же самом положении, как это было за десять лет пред тем. В Дерстре господствует Татуш, в Виддине — Хал и (Олег?); Всеслав и Сачй захватили другие города. Постоянно новые толпы поселенцев наплывали к Дунаю. Анна[41] говорит о прибытии «какого-то скифского племени»: оставив свою родину, оно явилось на Дунае и, дружелюбно принятое Татушем и Всеславом, перешло на другой берег реки, потом завладело здесь некоторыми небольшими городами. Видно, что это не были кочевники; несколько прочнее усевшись, переселенцы начинали заниматься земледелием, сеяли пшеницу и овес. Самый способ выражения гордой цесаревны, боявшейся осквернить страницы своего сочинения каким-либо лишним варварским названием, и появление русских посадников на Дунае в начале следующего столетия — все заставляет думать, что эти переселенцы были русские и что их число здесь возрастало постоянно.

Утвердившись между Дунаем и Балканами, печенеги своими набегами сделали немало зла и коренным византийско-греческим владениям в Македонии и Фракии. Несмотря на крещение, совершенное над ними монахом Евфимием, они очень медленно и туго поддавались влиянию Византии — религиозному и политическому. Некоторые признаки сближения мы замечаем только на Дунае. Болгары, составлявшие старое туземное население, и русские бродники, толпившиеся на реке, так хорошо знакомой древней русской песне и древним русским поэтам, одни — увлекаемые глубокий ненавистью к византийскому правительству и национальной враждой к греческому народу, другие — побуждаемые неусидчивостью и удальством, естественными в молодом обществе, вместе с кочевниками ходили за Балканы, подчинялись власти их князей, но и сами подчиняли их своему влиянию.