Он беспокойно допил виски и отставил стакан в сторону. Если у него нет другого пути подтвердить свое обещание и все хотят, чтобы Елена Блейк стала графиней Манзини, то он пойдет на это.
«Однако, — твердо решил Анджело, — она получит статус и титул, но ничего больше. Я бы не выбрал ее сам, и никакого желания делать ее женой во всех смыслах у меня нет».
Сначала она не поверила своим ушам. Не хотела верить, но продолжала слабо слушать, что так нежно, но решительно говорила ей крестная.
Наконец дрожащим голосом Элли смогла ответить:
— Я не хотела даже помолвки. Вы знаете это. Но… свадьба… с ним! Я не могу! Это невозможно. И граф этого тоже не хочет. Я знаю.
Княгиня погладила ее по руке:
— Но после того, что произошло между вами, граф просто обязан это сделать. И ты наверняка все понимаешь. После помолвки должна быть свадьба, — продолжала ее крестная. — Не говоря уже о других причинах: наши семьи принадлежат двум старинным родам, и представления графа Анджело о чести, как и наши, требуют этого. К тому же ему самое время жениться, — добавила она. — Думаю, ты не забыла, при каких обстоятельствах, милое дитя, вас обнаружили?
— Нет, — с горечью ответила Элли, — и причин этого я тоже не забыла.
Княгиня с предостережением надула губы:
— Что бы ты ни сочиняла, Елена, выбрось это из головы! Не стоит останавливаться на том, что нельзя изменить. — Она замолчала и продолжила: — Не забывай, Анджело Манзини — один из самых желанных холостяков в Риме, и многие молодые женщины хотели бы занять твое место рядом с ним.
Элли хотелось сказать: «И он будет им очень рад», но что-то в лице крестной остановило ее.
«Вся эта ерунда про честь семьи казалась мне историями из эпохи Возрождения, — думала она, охваченная гневом, — но я не Дамиано и не собираюсь становиться Манзини. Моя фамилия — Блейк, и я сама принимаю решения. Поэтому я не выйду замуж за роскошного синьора Благородство, даже если он придет весь в золоте и увешанный сапфирами».
Когда на следующее утро Анджело прибыл во дворец, ему сообщили: синьорина во дворике.
«Значит, причина моего приезда всем известна», — мрачно думал Анджело, следуя за торжественно идущим дворецким Массимо и чувствуя, как шелковый галстук словно душит его. Странно, но впервые за всю свою взрослую жизнь он нервничал перед встречей с девушкой.
Элли сидела на широком каменном бортике фонтана с золотыми рыбками и, склонив голову, водила пальцами по воде.
Когда Массимо объявил о прибытии графа, она быстро, даже неловко вскочила, и Анджело понял: ее напряжение перед предстоящим разговором было чуть ли не сильнее, чем его. Она была бледнее обычного, под глазами легли тени, а губы сжаты так сильно, будто сдерживая дрожь. «Елена больше чем напряжена, — подумал он, поразившись. — Она почти испугана». И кипевшее в нем недовольство неожиданно утихло, побежденное желанием успокоить.
