По самому рождению Везалий обречен был стать медиком-арабистом, сторонником осторожного Авиценны. С нежного возраста он воспитывался в преклонении перед непререкаемым авторитетом древних, перед Галеном и Гиппократом, Абулказисом и Львом Африканским. Мужественный во всем остальном, Андрей боялся только одного – противоречия с общепринятыми взглядами. Может быть потому его так тянуло к Мигелю, который, хотя и не отличался физической храбростью, но зато не признавал ничего, кроме свободного исследования. Друг в друге черпали они недостающие качества.
Друзья вышли на улицу и побрели прочь от анатомического театра и Коллегии Кальви, в которой учились и жили. Латинский квартал остался позади. С Крепостной улицы они свернули на узенькую кривую улочку Сен-Андре и остановились у церкви. Там шла заупокойная служба.
– В Монпелье на лекциях вскрывают не только казненных преступников, но даже дворян, – задумчиво проговорил Везалий. – Медицину там читает Франсуа Рабле. Это известный вольнодумец. Говорят, книгу о Пантагрюэле, вызвавшую такой шум, написал он.
– Вполне возможно, – согласился Сервет, – но я не вижу разницы между дворянином и бродягой. Один мой знакомый любил спрашивать: «Кто был дворянином, когда Адам пахал, а Ева пряла?» И граф, и крепостной родятся на свет одинаково голыми.
– Но потом один ест мясо, а второй – траву. Думаю, стоит посмотреть, как велики различия в строении их органов. Достать тело простого человека – несложно. Король любит вешать бедняков, а потом для вящей пользы студентов-медиков, оставляет тела болтаться на виселице. Грешным делом, мне уже приходилось похищать их оттуда. А вот где достать дворянина?
– Здесь не Монпелье, – согласился Сервет.
Из церкви вышла процессия. Впереди несли тело, за ним шел священник и несколько монахов. Никого из родственников не было.
– Кого хороните? – спросил Андрей.
– Испанский дворянин, – ответили ему. – Вчера приехал в Париж, и в тот же день убит на поединке.
Друзья быстро переглянулись и, не сказав ни слова, пошли за процессией.
* * *
Ночь выдалась темной и ветреной. Изодранные тучи метались по небосклону. Луна поблескивала порой через облачную рану, но ничего не могла осветить. Острые крыши домов терялись в небе, улочки заливала темень.
На улице Францисканцев остановилась наемная карета, из нее вышли два седока.
– Зажги фонарь и жди нас здесь, – приказал возчику тот, что пониже. Высокий пассажир вытащил из кареты длинный сверток, и подозрительные наниматели скрылись в темноте. Возчик часто и испуганно крестился.
