Однако когда начались эти проблемы, пришла закономерная мысль — уехать в эмиграцию. Мне с женой. У жены отец — еврей. Германия принимает еврейских переселенцев. Её родители сперва не хотели ехать. Но сказали нам, чтобы мы на всякий случай вписали и их имена в анкету. Вот. И пришло через год, когда моей армейской истории уже не суждено было случиться, приглашение. Добро пожаловать в Германию! Заграница тогда для большинства была сказкой — неким раем на земле. Но я к тому времени работал и хорошо зарабатывал. Особого желания уезжать уже не было. Однако, функцию локомотива взяли на себя родители жены. Им вдруг захотелось. Дело в том, что у моей сестры есть брат. Он меня младше на пару лет. Он психически болен. Очень тяжело. Шизофрения и что-то ещё вдобавок. В последнее время тёща, отчаявшись получить помощь у врачей, начала таскаться с сыном по знахаркам. Ясное дело, это тоже не помогало. Германия стала идеей фикс. Там лучше, там помогут. В результате один еврей, мой тесть, увёз с собой в Германию русскую жену, двух русских детей и совсем русского меня, правнука четырёх Иванов. Бабушка и дедушка по маминой линии: Антонина Ивановна и Павел Иванович, по отцовской линии: Людмила Ивановна и Серафим Иванович. «Один еврей увёз в эмиграцию четырёх русских» звучит для Фрау Брюнинг забавно.
Врач делает пометки на своей (моей) генограмме. Карандашом. Говорит, что позже сделает её аккуратнее. Записывает она ужасно много. Столбики с информацией начинают напоминать наклоном пизанскую башню. Строчки просачиваются между многочисленными блоками, упираются друг в друга. Весь лист схож с планом военных действий. Мне обещают потом отдать его на память. [Забудут отдать. К теме генограммы мы больше не вернёмся].
Грегор извиняется и уходит. Ему явно стало скучно.
Когда это было? Ганновер '96. Что было дальше? А дальше мы стали искать здесь рай и не нашли его. Было, конечно, много хорошего, но основополагающие вещи оказались нам недоступными. Думалось, что язык выучится за полгода и тут же найдётся работа. Не выучился, не нашлась. Денег от пособия было достаточно, но как-то под завязку. Потом 3 года я отработал на берлинскую студию. Опять безработный. Пошёл учиться. Закончил телевизионную школу. После неё работал лишь «по-чёрному» или по другим специальностям. Вечно был недоволен собой, пытался выучиться чему-то, что, как казалось, будет востребовано на рынке рабочей силы. Бился с компьютером. Когда уставал от упражнений — занимался выматывающим хобби. Жене эти мои самообучения казались развлечениями.
