Шедшие навстречу люди пока что не видели Гурова. Ресторатор что-то втолковывал девушке — кажется, успокаивал, утешал. А затем сделал совершенно естественный между близкими людьми жест — обнял ее за плечи. Чуть сжал. Однако ее реакция на ласку Гурова удивила. Настя — а это, без сомнения, была именно она — резким движением сбросила руку ресторатора со своего плеча и, повернувшись, сказала ему что-то, несомненно, тоже резкое. Олег Вахтангович в ответ прижал обе руки к груди и забормотал извинения.
В этот самый момент он и заметил идущего навстречу сыщика. Его лицо выразило растерянность, даже испуг. Но в следующее мгновение он совладал с собой и что-то сказал своей спутнице. Та, в свою очередь, подняла голову и посмотрела на Гурова. В этом взгляде была боль, большая боль, но была и надежда.
— А вот и тот, о ком я тебе говорил! — преувеличенно бодрым тоном произнес Абуладзе, обращаясь к своей спутнице. — Познакомься: это Лев Иванович Гуров. Лев Иванович, позвольте вам представить Настю Мельникову.
Гуров пожал протянутую ему руку девушки. Она сжала его пальцы чуть сильнее, чем принято при рукопожатии, — словно надеялась зацепиться за что-то надежное, крепкое.
— Вы ведь разберетесь, правда? — спросила Настя. — Узнаете, что на самом деле случилось с Игорем… Борисовичем?
Отчество погибшего прозвучало после некоторой паузы — было очевидно, что при жизни Настя привыкла обращаться к Семенову исключительно по имени. Голос у нее был под стать лицу: нежный и красивый.
— Постараюсь, — ответил Гуров. — Твердо обещать не могу, но постараюсь.
Он поймал себя на том, что ему не хочется прерывать ненужный в данный момент разговор с девушкой и обращаться к Абуладзе — хотелось еще и еще слышать ее голос. Но он поборол это искушение и повернулся к ресторатору:
— Вы мне обещали дать телефон лейтенанта Касыгова — того, кто осматривал погибшего Семенова. Я за телефоном.
— Да, конечно! — воскликнул ресторатор. — Пойдемте, он у меня в записной книжке, в номере.
Они повернули назад, к пансионату. Вначале шли молча, потом Гуров сказал, обращаясь к Насте:
— Я вижу, вы глубоко переживаете смерть Семенова. Вы хорошо его знали?
— Я? Да, я знала его хорошо, — тихо отвечала Настя.
— И давно, наверно?
— Давно? Нет, не очень. Год… Нет, полтора года.
Прозвучало это как-то странно, но Гуров решил на время оставить дальнейшие расспросы — тем более что они уже подошли к пансионату.
Они только собрались войти, и тут послышался шорох разрезаемого лыжами снега, перед глазами Гурова мелькнул веер поднятых при торможении снежных комьев — и прямо перед ними затормозил и остановился весьма колоритный человек. Это был мужчина ростом с самого Гурова — то есть не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров, отлично сложенный, облаченный в яркий горнолыжный костюм — бирюзового и алого цветов. Картину дополняло мужественное загорелое лицо, на котором выделялись голубые глаза и белозубая улыбка. В целом создавалось впечатление человека, только что сошедшего с рекламного плаката «Лучший отдых — это отдых в горах!».
