«1 августа 1899. Канада.
Дорогой отец!
Прости, что я так долго не писал, но я так занят, что в Россию никому не пишу… Я не живу на одном месте дольше двух дней, а все время на лошадях в прерии. Тут такая дикая прерия, что можно умереть с голоду, если заблудишься. Один раз мы 28 часов ничего не ели: шли пешком по пояс в воде, а когда наконец добрались до городка, то не могли в него войти, так как река снесла все мосты, и я уже придумал сделать переправу на канатах. И с этого времени англичане и индейцы называют меня „heroico“.
Вскоре я, наверное, поеду в Южную Америку и оттуда в Лондон. Потом вернусь опять в Канаду, а потом уже, наверное, домой».
Восхищение «heroico» могло быть отнесено не только к Сулеру, но ко всем переселяющим. Англичанам, американцам, Мак-Криари, больше всего — к толстовцам. Пархоменко-Сац греет руки в московской муфточке, записывает: «Едим три раза в день пустой квас и хлеб без соли. Лошадей нет…» Работать приходится в сырости, а малярия еще не совсем оставила. Время от времени Сулер часто объезжает духоборческие селения, инструктируя переселенцев в их новых условиях жизни. Правительство очень недовольно, что земля закрепляется не индивидуально, а за коммуной, что браки не регистрируются. Уже тогда предвидятся осложнения и по вопросу о воинской повинности.
В одну из таких поездок Сулер застревает в трясине девственного леса. Он с трудом выбирается при помощи случайно проезжавшего индейца. Ему нездоровится, у него болит поясница, но он не обращает внимания, не советуется с врачами. Отсюда, по-видимому, начало нефрита, преждевременно сведшего его в могилу. Индеец вытащил белого из трясины, белый этот точно так же помогал индейцам, как своим духоборам. Узнал их в долгих поездках по бездорожью, когда едешь не в телеге, а в неких первобытных санях — волокушах, словно еще не изобретено колесо. Молчаливый индеец сосет трубку. Индеец такой, как на картинках к романам Густава Эмара и Майн Рида, читанных в переплетной мастерской. Куртка из оленьей кожи, расшитые бисером мокасины, черные косы вдоль лица. Такие же, как в романах Густава Эмара, и женщины: рано постаревшие добродушные матроны, девушки удивительной красоты. Записи гораздо ближе к Джеку Лондону, нежели к Эмару. Подробно записан рассказ-воспоминание торговца мехами и скотом о недавнем прошлом, о стычках индейцев с белыми и о резне племен между собой. Беседа идет в фактории, где процветает торговец. Индейские женщины носят на плечах лямки с прикрепленными досками. К доскам же ремнями привязаны дети. У входа в лавку индианки, в ряд доски с детьми.
