После окончания второй мировой войны колониальная система империализма оказалась прорванной в нескольких своих звеньях. Новый мощный подъем национально-освободительного движения заставил отступить империалистов Англии, Франции, Америки, Голландии. Одна за другой обретали государственную независимость и самостоятельность бывшие колонии. Антиимпериалистические, антифеодальные и антимонархические движения вспыхнули на Арабском Востоке, в Иране, в глубинах африканского континента. Под влиянием этих событий, под влиянием все растущего международного авторитета и силы социалистического лагеря, возглавляемого Советским Союзом, пробуждалось и росло классовое и национальное самосознание самых угнетенных, самых бесправных в прошлом рабов империализма.
Еще в двадцатые годы Пайрав Сулаймони говорил, противопоставляя устремления империалистических держав и молодой страны социализма: «Мы хотим открыть для народов земли по-новому яркий мир…»[3]. К тому времени, когда Турсун-заде написал свои индийские стихи, этот новый, яркий и справедливый мир был не только «открыт», но и отвоеван. Он устоял перед тяжкими испытаниями, выдержал многочисленные натиски врагов и стал великой опорой народов, борющихся за национальную и социальную свободу на всем земном шаре. Турсун-заде — живому свидетелю грандиозных событий суждено было отразить и запечатлеть их в своих произведениях. Своим пафосом, своим содержанием они были созвучны голосам молодых литераторов Азии и Африки, отвечали на животрепещущие вопросы, возникавшие в их произведениях, помогая бороться, различать врагов, указывая единственно верный и проверенный путь к свободе.
Когда читаешь, например, стихотворения мозамбикского поэта Лилинью Микайи, кажется, что именно на его страстный, настойчивый призыв отвечал своими произведениями Турсун-заде. Лилинью Микайя обращается к брату «из далекой страны снежных пейзажей или из края сияющих птиц южных земель», он настойчиво требует:
Иди, мой брат,
Иди по дорогам всех горизонтов.
Иди и неси мой крик,
Спой на языке своего народа
Песню моих страданий!
В моей стране,
На земле, родившей меня,
На мозамбикской земле,
Раскинувшейся на берегу
Индийского океана,
такого же древнего,
как она сама.
Черный человек —
и вчера
и сегодня —
все еще раб,
раб,
раб!
