Старший из них (в душе я обозвал его «полковником») в промежутке между приступами морской болезни провел со мной встречный инструктаж. Сначала он пытался требовать, чтобы я говорил с Тонио по-русски.
— С итальянцем? — уточнил я. — Я-то по-русски говорю свободно, но он ни бельмеса не поймет.
«Полковник» прошил меня тяжелым взглядом, но промолчал. Ближе к берегу он процедил сквозь зубы, что, если я вздумаю рыпаться, огонь будет открыт на поражение. Я кивнул. В Риме мы задержались часа на два — специально, чтобы ребята, простившись с бдительным авиационным контролем, смогли вооружиться до зубов. Поскольку при посадке на «Дельфин» их не проверяли, они решили, что имеют дело с лопухами.
В конце концов, мне стало совсем тошно в обществе соотечественников. Я вылез на верхнюю палубу и стал смотреть, как приближалась земля. День оставался пасмурным, но небо будто поднялось повыше. Прямо перед нами появился город в полураскрывшейся зеленой дымке, особенно уютный оттого, что проступил на сероватом фоне. А золотая маковка над городом сверкала так, будто на нее падал персональный луч солнца.
В порту нас ждали. Я все сделал, следуя инструкции Тонио, и даже сумел выиграть две-три минуты. «Полковник» со товарищи как-то непрофессионально растерялись от моей наглости, да и «таможенники», видно, оказались ребята крепкие. Их все-таки смели с дороги, но не сразу. Я спрыгнул на бетон причала и бросился в портовые закоулки — благо знал их наизусть. Когда «полковник» выполнил угрозу, и они начали пальбу, я и без всякого щита был бы уже вне опасности и даже вне поля зрения моих преследователей. Проскочив несколько знакомых переулков (слишком пустынных — на мой беглый взгляд), я выбрался на бульвар — прямой путь к дому Бет — и перешел с бега на быстрый шаг. Открытых пространств я еще избегал, но был уже в состоянии нормально видеть, слышать, даже чуять то, что меня окружало: запахи прибитой дождем пыли, влажного морского ветра и горьких тополевых почек. От этих запахов, а может, от удачного побега я ошалел и чуть с разгону не попал в ловушку.
На перекрестке из пустого переулка на меня вылетели четверо ребят. Мне самому странно, как я смог в одно мгновение увидеть и понять столько вещей. Как в медленном киноповторе, я опознал знакомый профиль, темные глаза и длинные волосы Андре, резкие, странные движения ребят, вынужденных уклоняться на бегу от струек жидкого огня, которыми в них били «охотники» (как будто прямо из ладоней, обтянутых перчатками). Понял и то, что на ребятах не оказалось ремней — то есть щитов. И еще заметил, что далеко внизу, в устье бульвара, вдруг появились мои преследователи. Они деловито топали наверх, и только их нам сейчас не хватало.
