Мы возвратились к концу дня. Я зашел в домик, потоптался в нем без смысла и цели. Собрался и ушел в город. Один. Как в первый день. Не то чтобы я не знал, как найти Бет по телефону, но это было совсем не то, чего я хотел.
В городе начинался вечер. Каждый раз это напоминало пролог блестящей оперы вроде «Севильского цирюльника» или веселого балета. Увертюру я просидел в кафе: что-то жевал и смотрел, как улица наполнялась людьми. По вечерам здесь, кажется, никто не оставался дома. Вся жизнь происходила под открытым небом. Наконец я решился стать из зрителя статистом. Мой вид вполне годился, чтобы слиться с местным кордебалетом: все белые рубашки так мерцали в полутьме, будто их кто-то подсвечивал.
Этот театр меня развеселил. Я даже попытался поймать ритм, в котором двигался наш авангардный хоровод, — чтобы не испортить свою «партию».
Когда-то в детстве меня записали в хореографическую студию. Не то чтобы в серьезную, а так, слегка — «ради осанки и манер». Бабушка настояла. Конечно, я сбежал оттуда сразу, едва перешел из английской школы в математическую (то есть занялся самоутверждением). И от избытка манер тоже яростно избавился. Но навык остался, и теперь музыка и движение втягивали меня в непредсказуемую авантюру.
Музыка звучала как будто за углом. Не очень громкая, «живая», традиционно танцевальная. Я поворачивал за угол — там не было ни танцев, ни оркестра, а музыка опять звучала рядом и заманивала на праздник, близкий, но ускользающий.
Так я кружил по городу, пока течение не вынесло меня на маленькую площадь, где мы с Бет стояли в первый вечер. Тогда площадь была пустой и тихой, теперь здесь оказался самый центр вечернего веселья. Это тут играла музыка, мерцали огни и танцевала целая толпа народа. Вся площадь стала бальным залом, а тротуары — уличным кафе.
Пока я шел к далекой музыке, я был почти готов пригласить любую барышню и танцевать, как Тонио на посиделках, — только не здесь. Здесь, как из-за угла, на меня разом накинулись тоска по Бет, острое одиночество и ощущение потери.
Я посмотрел на окна дома, который мне показывала Бет. Они оставались темными и все так же наглухо закрытыми — будто там никто и не жил. Подошел к деревцу под балконом, встал под его кроной. И тут случилось чудо.
Волна танцующих вдруг выплеснулась на тротуар, нас всех встряхнуло, как в автобусе. Кто-то стал падать, кто-то засмеялся, кто-то пытался пронести над головой стакан с вином, и оно взлетело вверх, как мокрый фейерверк, а я поймал и удержал за плечи девушку, которую выбросило прямо на нас — на дерево и на меня. Волна тут же отхлынула, а я остался со своим уловом, то есть с Бет.
