— Тятька! Тятька! Смотри здесь в таблицу, а я буду в билет смотреть! Погоди, погоди! Ты смотри в билет, а я сам буду в газету…
Антошка нервничал, спешил, дрожал, а отец посмеивался:
— Ну и горячка! Чего спешить? Не горит ведь, поди, твой билет?
Антон быстро пробежал глазами и пальцами по таблице. Лицо его побледнело.
— Что, нету? — спросил отец.
— В газете нету, — замялся Антошка, — а у билете не знаю…
— Эх, шляпа ты, шляпа! Гляди! Вот он номер, а тут, може, он тоже есть. Как есть, значит, и выиграл. Понял?
Просмотрели еще раз таблицу. Еще… Переглянулись. Снова внимательно осмотрели билет, номер, проверили на свет…
Стояли оба — отец и сын — растерянные, недоумевающие…
— Ужель и вправду? Антошка… И взаправду выиграл.
Антон не мог прочесть номер билета. Буквы и знаки прыгали у него перед глазами.
— Може, ошибка? — бормотал он, а в груди, точно молотками, билось что-то и вопило:
— Летим! Летим! Летим!
Затея сына теперь перестала казаться отцу такой безобидной. Билет ему не мешал. Он и сам не прочь был бы полетать по дальним краям,
Но… отпустить четырнадцатилетнего сына в опасное кругосветное путешествие… это в его планы не входило.
Уговоры, просьбы, конечно, не помогли. Антошка упорно стоял на своем.
— Поеду, и все…
Вечером соседи собрались в тесной избе Жуковых. Охали да ахали. Многие все еще не верили, что и впрямь их Ярушину такой почет и счастье выпали. В самой, можно сказать, Москве билет для них вытянули…
Дед Назар хитро улыбался и успокаивал отца:
— Эх, голубок… Вот мне помирать пора, а много я на своем веку хорошего видел? Говори, коли знаешь. Солдат должен все знать!
— Что и говорить! Верно, что в темноте живет наш брат, — уныло тянул отец, — но, и то сказать, перья на ем еще не обросли, а уже туды же, летать…
В избушке церковного старосты в тот вечер было большое собрание. Лавочник Аристарх Сидорыч, дьякон о. Никанор, псаломщик, староста и старостиха, отставной стражник Адрианов всячески обсуждали событие. На столе стояла четверть водки, лежали в рассоле добрые огурцы, сиротливо жались к селедке крутые яйца.
В четвертый раз псаломщик выходил на улицу.
— Ну, что, летит? Летит? — сыпались вопросы, едва он возвращался. — Ужели на такую отчаянность решится?..
— Кто его знает? Не разберешь… Гуторят, гуторят, а толком не поймешь…
Часов около двенадцати сам стражник Адрианов пошел в разведку.
— Летит! — сказал он, возвратившись, и залпом выпил стакан водки.
Дьякон важно перекрестился:
