Она протягивает руку и касается призрачной занавеси. Занавесь на мгновение покрывается радужной рябью, а затем исчезает с легким переливчатым звоном.
Исчезает и сама палатка. Вместо нее – тонкие, колеблемые ветром белые стены огромного шатра; наверху, на головокружительной высоте, – купол с золотым полумесяцем. Откуда-то струится яркий, словно дневной, свет, и в этом свете он стоит, стройный, как свеча, обвитая шелком, и смотрит на нее, улыбаясь. В белых сверкающих одеяниях красив так, что у бедняжки Аделаиды перехватывает дыхание.
Музыкальный инструмент, сработанный из теплого, с янтарным отливом, дерева, что-то тихо напевает, лежа у его ног. Этой бездушной деревяшке достались ласкающие прикосновения его пальцев – еще бы ей не петь!
Аделаида, прижав руки к сердцу, чтобы хоть немного унять его бешеный стук, осторожно ступает на край ковра.
И тут же кто-то сзади хватает ее за плечи и оттаскивает назад, в серую пустынную тьму. В поднявшемся песчаном вихре отдаляется и гаснет сверкающее видение. Пустыня вокруг исчезает, и появляются знакомые контуры кухни, и кто-то немилосердно трясет ее и зовет по имени громким, недовольным голосом.
Муж, кто же еще.
– Ада, да проснись же ты наконец! Что с тобой такое?!
Аделаиде совсем не хочется открывать глаза, но приходится. Движением плеча она стряхивает его руку и молча встает, запахнувшись в плед и придерживая его у самой шеи.
– Я никак не мог тебя добудиться, – объясняет муж более спокойным тоном, – начал уже было волноваться. А кстати, чего это ты заснула на кухне? Меня, что ли, дожидалась?
Аделаида, не глядя на него, помотала головой.
– А, – произнес муж без особого сожаления в голосе, – ну тогда я иду спать. И тебе советую. Поздно уже, два часа ночи.
* * *
Во вторник утром Манечке нужно было к стоматологу, заменить временную пломбу на постоянную. Номерок у Манечки был второй, на 8.20, но пришла она в поликлинику в половине восьмого в надежде проскочить первой. Манечка очень спешила на работу.
Сидя в одиночестве под дверью кабинета, Манечка достала косметичку и стала поправлять и без того безупречный макияж. Без десяти восемь явился и номер первый – молодой парень в форме курсанта мореходного училища.
Ошеломленный Манечкиной красотой, он безропотно согласился пропустить ее вперед. Поблагодарив курсанта улыбкой и взмахом шелковых ресниц, Манечка тут же про него и забыла. Сидела на жесткой кушетке прямая, строгая, неприступная, не замечая тоскливого взгляда морячка, устремленного на ее изящный профиль и маленькое розовое ушко, прикрытое вороным локоном.
