Аделаида, не будучи археологом, в спорах не участвовала и под гитару не пела (стеснялась, что лишена музыкального слуха). Просто сидела, обхватив руками колени, смотрела на огонь и тихо улыбалась. Ловко управляясь с подвешенным на толстенной жердине мастодонтом, подливала всем желающим чаю. Ей было хорошо.
У них с мужем в экспедиции была своя, отдельная палатка. Правда, там еще располагалось наиболее ценное экспедиционное снаряжение, но и для них двоих оставалось достаточно места.
В тот вечер она засиделась у костра дольше всех. Отпела гитара. Разошлись спорщики. Удалились за ближайший бархан повариха с механиком – полюбоваться звездами. Ушел в палатку муж, до-играв последнюю партию в нарды с начальником экспедиции. А она все сидела, глядя на тлеющие угли, и думала – сказать мужу сейчас или все-таки повременить до возвращения на Большую землю.
Аделаида нынешняя улыбнулась, вспоминая свои тогдашние сомнения и маленькие смешные страхи – как он отнесется к тому, что скоро станет отцом? А вдруг он не обрадуется? А вдруг…
А в самом деле, как он тогда среагировал? Странно, но вот этого она как раз и не помнит. Совершенно не помнит.
Кухня вокруг Аделаиды исчезла. Она снова оказалась у потухшего костра, наедине с угомонившимся чайником. Луны нет, но в мягком сероватом свете звезд отчетливо видны барханы, и цепочка следов на песке, и старый высохший саксаул, у которого притулилась выбеленная солнцем палатка.
Глубокая ночь. Тишина. Безмолвие. Все как тогда.
Аделаида больше не колеблется. Она встает и идет к палатке, молодая, гибкая, сильная, и серебристый песок скрипит и искрится под ее ногами, словно снег.
Она войдет в палатку и сразу скажет ему… а если он уже спит, завернувшись в старое, прожженное во многих местах походное одеяло, то она разбудит его.
Он не спит. Он сидит спиной ко входу в палатку и при свете подвешенного к потолку электрического фонаря читает Омара Хайяма. Хайяма он читает не в переводе, а в подлиннике, на фарси, потому что одержим идеей найти в «Рубайят» зашифрованные координаты легендарного Золотого города, полного несметных сокровищ и вечно цветущих роз.
Впрочем, в экспедиции, где самому старшему, начальнику и кандидату наук, всего тридцать, многие одержимы идеями, поэтому к одержимости Аделаидиного мужа относятся с пониманием и уважением. Ему даже дали почетную кличку Абдулла – и не за то, что он, как и многие в экспедиции, обрил себе голову и начал отращивать бороду, а за то, что ради идеи еще в институте выучил столь сложный для европейца древний арабский язык.
