Оглянувшись по сторонам, Карл поднял на руки побледневшую Татьяну Эрнестовну и отступил с нею в тень маленькой и вонючей подворотни. Манечка и Ирина Львовна, стараясь не терять остатки боевого духа, стали рядом с ним.
Мимо них, шелестя шипованными шинами по обледенелому асфальту, медленно проехало свободное такси.
Манечка шумно выдохнула воздух, прислонилась к Карлу и закрыла глаза.
– Мария, – услыхала она его голос, – у меня в кармане плаща бутылка коньяку. Достань ее и открой.
Манечка удивленно посмотрела на него.
– Скорее, – приказал он, и тут Манечка заметила, что Татьяна Эрнестовна без чувств склонила голову на его плечо, а Ирина Львовна дрожит крупной дрожью и тоже вот-вот упадет в обморок.
Глоток коньяку оказал на ослабевших дам поистине волшебное действие. Их бледные щеки порозовели, глаза заискрились, и они вновь почувствовали себя бодрыми, сильными и бесстрашными. Карл от коньяка отказался, объяснив, что ему это не нужно.
– Так-так, – сказала Манечка, смеясь и игриво грозя ему пальчиком, – а откуда же и для чего взялась эта бутылка?
– На всякий случай, – объяснил Карл, – я прихватил ее в баре, когда мы уходили.
– Да-да, – вспомнила Ирина Львовна, – ты еще оставил этому старику кучу денег и велел вызвать полицию и «Скорую»!
– Верно, – сказал Карл, – но я до сих пор почему-то не слышу полицейских сирен…
Дамы переглянулись и пожали плечами.
– Ладно, пошли отсюда, – решительно сказала Ирина Львовна, – Татьяна, слезай, имей совесть!
– Я же не смогу так идти! – запротестовала Татьяна Эрнестовна.
– Сможешь, – усмехнулась Ирина Львовна, – надо просто взять и отломать второй каблук.
Десять минут спустя они уже сидели в теплой, мягкой, уютной, невыразимо приятной после всего пережитого полутьме автомобиля и молча смотрели, как присыпанная свежим снегом дорога, пустынная и серебристая в свете появившейся из-за облаков луны, ложится им под колеса. Никто не ехал следом за ними, никто не пытался их до-гнать и остановить.
Убаюканные ровным, плавным ходом машины и растущим ощущением безопасности, Ирина Львовна и Татьяна Эрнестовна крепко уснули. Манечка, сидевшая на переднем сиденье рядом с Карлом, была неспокойна: вертелась, бормотала что-то с закрытыми глазами, а иногда и вскрикивала; тогда Карл, не отвлекаясь от дороги, осторожно гладил ее по растрепанным черным волосам, и она на какое-то время затихала.
Перед самым въездом в город, как обычно, ремонтировали мост. Карл притормозил, объезжая брошенный здесь еще с осени бульдозер с лопнувшей гусеницей, и пропустил встречную машину. Каким бы легким и плавным ни было торможение, Манечка почувствовала его и пробудилась.
