Нянька знала, что спорить бесполезно и безрассудно, поэтому поднялась и протянула Эмили ребенка.
Эви не шелохнулась, переходя из рук в руки. Получив ее, Эмили стала ее легонько покачивать. Прошло несколько минут. Нянька, отвернувшись, чем-то занялась, хотя, по правде, делать ей было нечего. Эмили погладила золотистые волосики девочки, наконец разбудила ее и, сев в кресло-качалку, стала ворковать над дочуркой какой-то милый вздор. А в это время привычный ритм жизни в детской был безнадежно нарушен. Горничная запоздала с уборкой, нянька изнывала от безделья, а юный Эдвард после вечернего чая опоздал послушать свою сказку перед сном. Наконец спокойная Эви издала первый крик.
К этому времени терпению няньки пришел конец. Она взяла из рук Эмили ребенка, окунула клочок ваты в сахарный сироп и сунула в рот плачущей Эви, решительно заявив хозяйке, что пора каждому заниматься своим делом.
Эмили послушно пожелала Эдварду спокойной ночи, не осмелившись поцеловать его, что сначала ужасно понравилось ему, ибо означало его победу, но потом стало выглядеть грустно. Возможно, так много достоинства совсем ни к чему в его возрасте, печально размышлял он. Но, раз приняв решение, Эдвард не собирался его менять, особенно в присутствии мисс Робертс, чьим мнением он особенно дорожил. Завтра он сам подставит щеку для поцелуя и таким образом возьмет инициативу в свои руки. Это было прекрасное решение. Довольный Эдвард лег в постель. К тому же прочитанная на ночь гувернанткой история короля Артура очень ему понравилась.
Эмили проводила сына взглядом, чувствуя, какой нежностью переполняется ее сердце, и, попрощавшись с няней и горничной, спустилась в столовую, чтобы ждать Джека к ужину.
Муж пришел около семи, порядком измотанный предвыборными делами. Он был рад хотя бы за ужином забыть о выборах и новых группах избирателей, которых предстояло убедить, при этом быть убежденным самому. Дата выборов была определена, оставалось три недели, и голова его была занята только этим.
Утром Эмили уже хлопотала за столом в комнате для завтрака, самой любимой из всех комнат в ее огромном доме, когда вошел Джек с двумя газетами в руках. Комната была восьмигранной, с тремя дверями, одна из которых выходила в небольшой тенистый сад с восточной стороны дома. По утрам лучи солнца, проникая через стеклянную дверь, рисовали теплые желтые квадраты на паркете и заставляли весело сверкать красивую чайную посуду в двух горках у стен.
