Признаться, я не верю, что это возможно сделать чем-то таким банальным, как артиллерия. Но поскольку полной уверенности нет, то мы будем действовать согласно указаниям реклюзиарха. Мне также неприятна мысль, о тяжёлых снарядах, падающих среди застывших воинов. Хотя мне неизвестна их принадлежность, вероятность осквернения велика. Я не буду участвовать в подобном. И мои братья тоже.
Кастигон совещается с Квирином, мной и сержантами. Идея рождается, перерастает в план и становится действием. Атака будет проведена с двух направлений. Кастигон с частью сил атакует с фронта. Я возглавлю остальных.
Мы ударим с воздуха. Мы станем самым ужасным дождем.
Наш примарх обладал крыльями. Он единственный из двадцати сыновей Императора нес на себе подобную мутацию. Только он мог летать без помощи технических приспособлений или психических сил. Мы, те, кто отправились в небеса, чтобы обрушивать гнев Сангвиния на головы отступников, не обладаем этим даром, но в нас есть генетическая память о нем. Характер нашей атаки, однако, это форма поклонения. Мы — эхо нашего примарха. Его благородная ярость звучит сквозь тысячелетия. Его мщение Великому Предателю никогда не закончится, оно будет продолжаться, пока будет существовать хотя бы один Кровавый Ангел, способный поднять меч или болтер.
Или летать.
Кастигон и основные силы Четвёртой роты атакуют первыми. Они спускаются по склону амфитеатра, словно багровое копье, нацеленное в сердце Освященных. Багровый — это цвет правосудия, а ещё это цвет гнева. А когда дело касается нас, то различий, по сути, нет.
Между застывшими воинами почти нет мест пригодных для движения бронетехники. Лишь избыток свободного времени позволил Освященным провести свои «Рино» вниз, к башне, окольными путями. Я замечаю, что предатели также бережно отнеслись к стоящим повсюду воинам, как и мы. Значимость этого факта пока является тайной для меня, а мои братья просто не обращают внимания на это.
Я выступаю с двумя штурмовыми отрядами. Они летят на реактивных ранцах, кометные хвосты прочерчивают в небе дугу их атаки. Я вновь разворачиваю свои кроваво-красные крылья, в их сотворении я чувствую руку Сангвиния. Мой примарх направляет мой полет. Направляет мою руку. Он рядом с моим плечом в тот момент, когда я обрушиваюсь на врага. Его гнев заключен в той смерти, которую я несу.
Освященные замечают нас. Наши наступающие наземные войска выпускают целый шквал болт-снарядов, подавляя сопротивление врага. Выстрелы, долетающие до нас, слишком рассеяны, чтобы сбить нас с пути к цели. Но мы всё же теряем брата Кимереса, когда удачно выпущенный снаряд пробивает его прыжковый ранец. И он взрывается. Объятый пламенем он падает на землю. Взрыв не убил его. И падение тоже. Хотя приземлился он плохо, получив ранения при ударе. Предатели не дают ему шанса опомниться.
