— Мне можно продолжать?
— Продолжайте, я слушаю.
— Когда ее отец, в мое отсутствие, поместил ее в монастырь, она закатила монашенкам несколько жутких сцен. Но поскольку с ней обращались на редкость ласково и терпеливо, она, наконец, успокоилась и смирилась, стала даже заводить речь о том, чтобы навсегда остаться в монастыре. Когда граф после нашей женить бы привез меня сюда, я поехала проведать падчерицу Она встретила меня очень приветливо, но когда настоятельница при ней назвала меня графиней, она очень удивилась, потребовала объяснений и, узнав, что ее отец женился на мне, впала в неописуемую ярость. Пришлось употребить силу, чтобы увести ее и запереть. Придя в себя после этого припадка безумия, она пожелала немедленно постричься. Но ей было тогда всего тринадцать лет, а потому ей объявили, что она слишком молода и что перед тем, как принять столь серьезное решение, нужно многое узнать.
Она взялась за ученье, но без последовательности прилежное усердие чередовалось у нее с периодами лени и апатии. Монашенки без обиняков заявили мне, что она полоумная. Она писала отцу письма, в которых не соблюдались никакие правила правописания, словно их автором был шестилетний ребенок. Она умоляла позволить ей вернуться домой. Я присоединилась к ее просьбам, но граф об этом и слышать не хотел.
— Разве ты не знаешь, что она угрожала поджечь дом в случае моей вторичной женитьбы! — сказал ом мне. — Ее голова забита всякими лакейскими сплетнями о тебе. Она поклялась задушить детей, которых ты родишь. Она сумасшедшая, и лучше всего оставить ее в монастыре. Напиши, что я приеду повидаться с ней только тогда, когда она примет постриг.
Вскоре после этого мой муж скончался. Мари очень горевала, но ни за что не хотела послушаться монахинь, которые советовали ей написать мне и говорили, от моего имени, что я готова взять ее к себе, если она сделает хотя бы малейший шаг к примирению со мной. Она отвергла их советы с негодованием, утверждая, что я уморила ее мать и отца и что она скорее умрет, чем вступит в мой дом.
— Неужели она вас обвиняет…
— Она винит меня во всех мыслимых преступлениях! Как уживаются такая вражда и порывы ненависти с религиозностью? Но ведь она соткана из противоречий и нелепостей! Она рано созрела, и, когда ей было всего пятнадцать лет, мы вдруг узнали, что она состоит в любовной переписке с каким-то школьником, имени которого не удалось от нее добиться, причем правописание его столь же хромало, как и ее собственное. Я посчитала необходимым, во избежание дальнейших опасностей, перевести Мари в более суровый и отдаленный от мира монастырь Клермонских дам-затворниц. Она сначала очень негодовала, потом смирилась, но часто у нее происходили вспышки упрямства и безумной ярости. Монашенки описывали ее как сумасшедшую, и их письма могут быть использованы среди прочих доказательств, которые я вам передам, если вы возьметесь защищать мои законные интересы.
