Человек как животное | страница 69
Цепочка понятна: дефицит триптофана/серотонина — повышенная агрессия — расклев.
Много триптофана содержится в шоколаде. Поэтому женщины так любят утешаться после несчастной любви шоколадом. И поэтому вечно грустные ацтеки тоже очень любили какао. Но для них это был продукт импортный, поэтому довольно дорогой, доступный только аристократам, соответственно, восполнить дефицит незаменимой аминокислоты у нации он не мог. Его восполняло человеческое мясо…
(Кстати, любопытный момент. В организме триптофан расходуется еще и на производство витамина РР — никотиновой кислоты. Так что, возможно, курение табака, которое было изобретено именно в Америке, тоже следствие триптофанового дефицита. Курение никотинсодержащих листьев было попыткой восполнить дефицит никотиновой кислоты. Правда, иногда на антитабачных сайтах можно прочесть глумливое разъяснение, что курение вредно и что никакой полезной никотиновой кислоты в табаке нет, а есть лишь вредный никотин. Вопрос сей темен и мало исследован. Зато из практики известно, что люди, бросающие курить, начинают испытывать острую нехватку в организме никотиновой кислоты и добавление этого витамина облегчает муки абстиненции. Известно также, что никотиновая кислота образуется в результате окисления никотина. Ну а процесс горения как раз и есть окисление.)
К триптофану мы еще вернемся, когда будем говорить о животных корнях религиозности, и тогда наш рассказ о людоедстве волшебным образом закольцуется. А в этой главе скажу лишь о том, как легко вдруг может вспыхнуть в современности давно забытый и напрочь забитый, казалось бы, «инстинкт расклева».
Вообще эти наваленные в глубинах нашего мозга инстинкты напоминают тростниковый мат или фашину из хвороста — переплетенные прутья тысяч вшитых программ представляют собой плотный слой запасных реакций, многие из которых не использовались уже тысячелетиями. Но сложись условия, и старый заржавевший бронепоезд вдруг выходит из запасного пути, поражая самого хозяина.
Казалось бы, давным-давно миновали времена, когда один вид человека охотился на другой вид. С той поры прошли тысячи лет и самые кровавые войны проходили почти без рецидивов каннибализма. Людей убивали тысячами, десятками тысяч, сотнями тысяч, миллионами — и не ели. Хотя казалось бы — столько мяса зря пропадает! Но запрет работал. И вдруг без всякой войны одни советские люди начали жрать других.
Нет, я не говорю сейчас о голоде новейшей истории, который охватывал нашу страну в XXI веке неоднократно — и до Второй мировой войны, и во время, и после — и который сопровождался вынужденным людоедством. Я о другом. Представьте себе… Тридцатые годы. Кузбасс. Сюда депортировали казахов и киргизов, сюда свозили русских. Все они должны были воздвигать сталинскую индустриализацию, работать на шахтах, давать стране угля. Особенно тяжко эта перемена рода деятельности давалась степнякам, которые еще вчера пасли скот в бесконечной степи, а теперь вынуждены были лезть в черные узкие проходы и махать там кайлом. В результате стресс и недостаток еды пробудили в азиатах древних кроманьонцев.