— А в человеческом?
Актер поднял руку.
— Считается, что все люди делятся на тех, кто командует, и тех, кто подчиняется. Он был рожден для первой категории.
— Значит, по вашему мнению, можно сказать, что он — в собственном масштабе, разумеется, — испытывал свою власть над рядом лиц, разумно отобранных в зависимости от их предполагаемой рентабельности?
— По-моему, именно так и было.
Тьебо подозвал официанта, чтобы заказать еще кофе.
— В каких отношениях он был с Шальваном?
— Лучезарных, каких же еще! Он был из самых ретивых добытчиков у нашего дорогого продюсера. И вообще… Надо сказать, правда, выкладывался ради него, как только мог. Ну, за хорошие бабки, конечно… Да, кстати… Не хочу злословить, но, думаю, можно утверждать, что женитьба Шальвана на Мишель не вызывала у него желания прыгать от радости.
Комиссар нахмурился, Бреннер заметил это и поспешил уточнить:
— Всегда неприятно терять источник доходов и видеть свою лучшую, осмелюсь сказать, лошадку у другого владельца и тренера! — Он хихикнул. — Не считая уж того, что Шарль рисковал ослаблением своего влияния на самого Шальвана.
— Почему?
— Мишель, освободившись от опеки, могла бы захотеть совсем устранить с дороги бывшего своего опекуна.
Тьебо подождал, пока отойдет официант, принесший кофе, и спросил:
— Что вы думаете об Элен Мансар?
— Изумительная актриса и при этом отличный товарищ. Сниматься с ней — действительно очень большое удовольствие, просто огромная радость.
— У Шарля с Элен были…
— Никогда! Ничего и никогда! Элен никогда не прибегала к его услугам. Слава Богу, она в этом не нуждается.
Пожалуй, пришло время переходить от общего к частностям.
— Ходят слухи, что вы употребляете наркотики?
Бреннер, вроде бы, принял удар. Но выражение его лица изменилось. Вопрос комиссара одним махом разрушил создавшуюся было атмосферу. Отныне и впредь каждый снова будет только на своем месте.
— Люди — сволочи, господин комиссар. Я имею в виду, разумеется, свое окружение. Я презираю их за эту манеру критиковать всех и вся, распространять клевету о жизни, вкусах, пороках других. Тех других, среди которых и я сам.
— Так это правда или клевета?
Взгляд Бреннера скользил по посетителям у стойки бара, по сидящим за столиками и болтающим… Он явно им завидовал. Наконец, нашел в себе силы ответить:
— Правда.
— Давно?
— Несколько лет.
— Тяжелые?
— Кокаин. — Он покачал головой и тяжело вздохнул. — Мне это необходимо, чтобы играть. Иначе я не смог бы. Кокаин помогает мне победить страх, обостряет мою восприимчивость, благодаря этому я только и могу чувствовать и выражать свои чувства. И потом… Ах, дерьмо, дерьмо, дерьмо! Это касается меня одного, я никому не приношу вреда, только самому себе! — Актер горько усмехнулся. — Согласитесь, далеко не все могут сказать о себе так!
