— Простите, старина, но, поскольку у нас с вами на двоих одна машина, я хотел бы знать: вы возвращаетесь со мной или каким-то иным способом?
Пупсик откашлялся и, указывая на молодую женщину, доложил:
— Мадемуазель Дютур была так любезна, что предложила подвезти меня в своей машине. Конечно, если я вам нужен, то…
— Нет-нет, пока вы мне не нужны.
И, поскольку Пупсик, казалось, все больше и больше смущался, комиссар поспешил откланяться и пошел по кедровой аллее, в конце которой оставил машину, предоставленную в его распоряжение начальником аженской сыскной полиции.
У газетного киоска охотники за автографами стоически ожидали выхода артистов.
Мишель Ванье, несмотря на «усталость», была в восторге от возможности одарить массы поклонников своей подписью.
Девчушка в джинсах возникла перед комиссаром с блокнотом в протянутой руке.
— Виноват, девонька, но я — не актер!
Она осмотрела Тьебо с головы до ног с явным сожалением.
— А жаль! Вы мне понравились!
Он не решился пригласить Элен поужинать, опасаясь, что остальные не упустят случая позлословить об этом событии.
Но он стал меньше сожалеть об этом, когда владелец «Приюта якобинцев» отдал в его распоряжение закрытый для публики салон напротив телевизионного — по другую сторону вестибюля.
И здесь — то же очарование старой провинции: огромные шкафы, маленькие столики, ампирное бюро, мягкие кресла с нежно-голубыми цветами по темно-коричневому фону, зеркала. Низкий стол, состоящий из толстой стеклянной пластины, установленной на опору-колыбельку…
Вернувшись из ресторана, Элен переоделась. Сменила брюки и куртку на довольно длинный оранжевый бархатный балахон. А под него надела бледно-голубой кашемировый свитерок и черные сапожки.
Сидя на диване, она потягивала виски и улыбалась.
— Подумайте, как странно, комиссар! Это наверняка кем-то предписано, чтобы смерть всегда служила декорацией нашим встречам. Сегодня, как пять лет назад между нами — труп!
— Вас это пугает?
— Вовсе нет. Сегодня — совсем не то, что было тогда. От этой драмы я чувствую себя в стороне. Спасибо, что не обиделись на безразличие, которое я выказала днем в ресторане.
— Я же прекрасно понимаю, как вам не хочется рассказывать другим, при каких обстоятельствах мы познакомились!
— Да уж, зачем ворошить прошлое… А кроме того, для меня ведь самое ужасное — когда выставляется напоказ моя личная жизнь! — Элен сделала несколько глотков и поставила стакан на стеклянный столик. Потом продолжила: — Не считая того, что, признавшись в давнем знакомстве с вами, я немедленно оказалась бы изолированной от всей остальной группы. А такое всегда нежелательно в рабочей обстановке.
