Я смотрю на нее и думаю: неужели она, эта рыдающая теперь женщина, является косвенной виновницей гибели «Росомахи»?
Я отхожу в сторону.
Я знаю, что еще долго эти люди будут приходить на берег, будут много-много раз смотреть на море и ждать от него ответа. Ничего им не скажет море. Будет ласково сиять или мрачно бурлить, но правды от него не узнают. Только буря знает о том, где могила их близких, только она одна будет петь над ними свои погребальные песни.
В носовом отделении «Мурены» никого нет, кроме меня. Зачем я пришел сюда? Не знаю. Последние события потрясли меня, и я нигде не найду себе места. Сижу один на рундуках. На верхней палубе прохаживается часовой, и под звуки его шагов я с горечью думаю…
«Что за нелепость творится на земле? Народы разделились на два враждебных лагеря. Бьют и режут друг друга, превращают в развалины города и села, топчут поля, уничтожают богатства, созданные с таким трудом. Этот мировой разбой не только оправдывается, но всячески поощряется человеческими законами. Мало того, в это кровавое преступление притягивают и самого бога. И та и другая из воюющих сторон обращается к нему с молитвами, с просьбой о помощи. Стараются задобрить его — жгут перед ним свечи, курят фимиам, жертвуют деньги, льстят словами, рабски бьют челом. Чем такой бог отличается от бессовестного чиновника, промышляющего взятками? Кто больше даст, за того он и будет стоять. А если творец жизни иной, то почему он не возмутится против такой извращенности людей? Почему он не зарычит всеми громами, чтобы от страшного гнева его содрогнулась вся земля?»
Молчит небо, опустошенное войной, молчит. И не я один, а миллионы людей уже отвернулись от него и крепко задумались…
Я вздрогнул: в гавани жалобно завыла сирена, точно собака, защемленная подворотней.
В носовое отделение «Мурены» вошел Зобов.
— Вот хорошо, что я застал тебя одного. Мне нужно поговорить с тобой.
— Ладно.
— Вот что, Власов, брось за юбками волочиться.
— А что?
— Время теперь не такое. Видишь, как гибнут люди? Погибнем и мы. Во имя чего?
— Да, дорогой друг, вижу, все вижу. Вся земля размывается дождями слез и крови. Но что можем мы с тобой сделать?
Зобов склонил ко мне лобастое лицо, мускулистый и упрямый, как буйвол. В стальном блеске серых глаз отразилась несокрушимая воля.
— Вся сила в народе. А народ ощетинился. По всей стране несется ропот. Значит, наступила пора, когда нужно готовиться…
— К чему готовиться?
— К расплате.
