Но наряды нарядами, а характер остается характером. Я знала, что даже разодетая в модные парижские туалеты, я имею мало общего с девушками, которые были моими подругами по дижонскому пансиону. Дилис Хестон-Браун будет выведена в свет в Лондоне, Мари де Фрисе войдет в высшее общество Парижа. Они были моими ближайшими подругами, и мы, как водится, клялись друг другу в дружбе на вечные времена. Но уже сейчас я знала, что вряд ли когда-либо увижу их снова — таково было отрезвляющее влияние Глен-хауса, который заставлял смотреть в глаза реальности, сколь бы непривлекательной она ни была.
После наполненного впечатлениями путешествия, гнетущая тишина дома, в котором, казалось, ничего не изменилось, подавляла меня. Если я и замечала какие-то изменения, то только потому, что смотрела на все другими, повзрослевшими глазами.
Я долго не могла заснуть в эту ночь. Я лежала в постели, думая о дяде Дике, об отце, о Фанни и обо всех в доме. Мне казалось странным, что мой отец женился и родил дочь, тогда как дядя Дик остался холостяком. Фанни не одобряла его образ жизни и пророчила, что он плохо кончит. Теперь-то я понимала, что она имела в виду: дядя Дик был не женат, но это не означало, что у него не могло быть множества любовниц. Но детьми он так и не обзавелся, поэтому и привязался ко мне как к родной дочери, балуя меня так, как меня никто другой в доме не баловал.
Наконец задремав, я проспала недолго, потому что меня разбудил голос, зовущий меня по имени.
— Кэти! — звал этот голос, полный страдания и мольбы. — Кэти, вернись!
Мне стало страшно — не потому, что я услышала свое имя, а потому, что оно было произнесено с таким болезненным надрывом.
Сердце мое колотилось, и это был единственный звук, нарушавший тишину дома. Я села в кровати, прислушиваясь. И вдруг я вспомнила точно такой же случай, происшедший накануне моего отъезда во Францию. Тогда я подумала, что мне это приснилось, сейчас я была уверена, что нет. Кто-то действительно звал меня.
Я встала с постели и зажгла свечу. Затем я подошла к окну, которое было широко открыто вопреки царившему в наших местах предрассудку, что ночной воздух вреден для здоровья. Я высунулась из него и посмотрела на окно, расположенное сразу под моим — окно спальни моего отца.
И вдруг я поняла, что и сегодня ночью, и четыре года назад я слышала голос моего отца, который кричал во сне. Он звал Кэти, но не меня, а мою мать, которую тоже звали Кэтрин.
