).
Граф Каподистріа, еще в Париже, получив приказаніе Государя — изложить свое мненіе о заключенном там трактате, подал записку, в которой доказывал, что на предстоявшем конгресе Россія, Австрія и Пруссія явятся с домогательствами вознагражденій, a Франція и Англія, как державы уже вполне удовлетворенныя, от коих будет зависеть согласіе на требованія прочих; в таком положеніи дел — по мненію графа Каподистріа—достаточно было одному из союзных дворов перейти на сторону Англіи и Франціи, чтобы дать совещаніям вредное направленіе для двух остальвых. Император Александр сказал в ответ: „все это теорія!... Не безпокойтесь; я выйду ИЗ затрудненій“. (Tout cela est de la doctrine.... Ne soyez pas en peine; je me tirerai d’affaire). В П0следствіи Каподистріа изъявил пред Государем подозреніе на счет секретных переговоров, имевших целью образованіе союза против Россіи. Император Александр посмеялся над его недоізерчивостыо, но потом отдал справедливость дальновидности своего министра (>7).
Пруссія готова была содействовать видам Императора Александра, как по личной дружбе к нашему Государю Короля Фридриха-Вильгельма, так и по тому, что он, стремясь пріобресть Саксонію и вообще получить вознагражденія в Германіи, не заботился о принадлежавших ему прежде польских областях. „Я буду благодарить Бога—говорил не раз Король Гарденбергу и Штейну — если мне удастся, при этом случае, избавиться от моих польских подданныхъ“ (>8). Тем неменее однакоже государственные сановники Пруссіи были недовольны сближеніем русских границ к Берлину и возставали против присоединенія герцогства варшавскаго к Россіи. Уполномоченными Пруссіи на конгрессе были государственный канцлер Гарденберг и Вильгельм Гумбольдт. Первый из них, человек светскій, отличавшійся умеренным либерализмом и любовью к отечеству, доказавшій свою благонамеренность и преданность Королю в самых трудных для Пруссіи обстоятельствах, был слаб характером и легкомыслен; к тому-же глухота затрудняла его участіе в словесных преніях. Этот недостаток и быть-может еще более нравственная слабость прусскаго канцлера побудили Короля придать, в качестве помощника, главному уполномоченному, несравненно способнейшаго, нежели он, Гумбольдта. Но Гарденберг упрямо стоял за свое первенство, и обладая пассивною, ни к чему полезному неведущею, стойкостью, парализировал деятельность своего товарища. Нередко доводилось Гумбольдту, с примерным самоотверженіем, исправлять промахи канцлера. Увеселенія и забавы, поглощавшія столь значительную часть досуга дипломатов, не имели ничего привлекательнаго для посвятившаго себя всецело труду Гумбольдта, и даже нельзя было его встретить на обычных послеобеденных прогулках высшаго венскаго общества. За то он не пропустил ни одного из сорока семи совещаній идти европейских ь держав и ни одного из тех, в которых обсуждались дела германскаго союза. Там являлся он деятельным членом, готовым отвечать на дерзкія выходки Талеирана, склонять на свою сторону англійских ми-нистров и разгадывать козни Меттерниха. Его способность к безпрестанному, усидчивому труду изумляла членов конгреса. Сохраняя невозмутимое хладнокровіе, он нередко приводил в смущеніе отличавшихся безстыдством, Меттерниха и Талейрана. Имея дело с людьми, для коих обман и ложь были обычным делом, он считал такія средства несовместными с собственным достоинством. Его единствееным средством была остроумная діалектика, и владея этим оружіем вполне, он поражал своих противников логическими доводами и едкими насмешками, оставаясь — как говорили о нем — „ясен и холоден, ,как декабрьское солнце“ (
