Ваза с желтофиолями | страница 42



— Что ты делаешь здесь? Зачем ты за мной пошла?

Но Фаина (а это была именно она, я узнала бы ее из тысячи), лишь мотнула головой, обрывая мои вопросы, и исчезла в дверях галереи, словно спеша как можно скорее скрыться от моих глаз и фраз.

Я бросилась следом, но это было абсолютно бесполезно: девочка исчезла, как будто ее и не было. В самых неприятных, расстроенных чувствах я вернулась обратно в квартиру. Я пробежала парадную так быстро, что не обратила никакого внимания на то, есть или нет отвратительный гнилостный запах. Вернувшись в комнату, ставную моей рабочей мастерской, я принялась рисовать по памяти портрет Фаины.

Только глубоко ночью, решив сделать небольшой перерыв в работе, я добралась до своего ноутбука, и увидела, что пришло письмо от немца. Дословно это письмо выглядело так:

«Я не знаю, кто вы такая и зачем спрашиваете об этом. Уходите как можно скорее из этой квартиры, если вам дорога жизнь. В этой квартире происходят страшные вещи, в ней живет ЗЛО. И если вам дорога жизнь, бегите как можно скорей из этого места. Иначе вы можете погибнуть. Я считал, что сбежал вовремя. Но до сих пор я не могу привести в порядок свое здоровье, расстроенное пребыванием там. Мне нужен не один курс лечения». Это было все, что написал немец — больше он ничего не написал. Я так и не поняла, чем было это письмо: бредом душевнобольного человека, или предостережением, скрытым в такую странную, истерическую форму.

Мне совсем не хотелось уходить из этой квартиры. Несмотря на то, что в ней творились странные вещи. Мне было здесь хорошо.

Через сутки портрет Фаины был закончен. Я сфотографировала его на телефон, и поднялась на второй этаж, к двери прямо над моей квартирой. Здесь отвратительный запах чувствовался меньше. Но все-таки он был.

Дверь мне открыл пожилой сосед, и очень сильно удивился моему появлению. Кое-как я объяснила, что хотела бы поговорить с его 90-летней матерью, и он провел меня в скромно обставленную, но уютную гостиную.

Несмотря на возраст, старушка, сидящая возле окна в старом кресле, покрытом вязанной накидкой, выглядела весьма бодрой. На меня уставились проницательные, хоть и немного выцветшие, глаза.

— Знаю, знаю квартиру, в которой вы поселились, — закивала старушка, когда я рассказала о себе, — когда-то она была одна.

— Что — одна? — не поняла я.

— Квартира. Та часть, где сейчас живете вы, и та часть, в которой поселилась потом дворничиха. Раньше это была одна квартира, которую разделили на две части. Это сделали во время войны.