Отгоняя соблазнительные видения, капитан перевел бинокль на море.
Как всегда, оно было прекрасно. Легкая зыбь пробегала по заливу. В хрустальной прозрачной воде колыхались гигантские медузы. С кошачьим мяуканьем кружились над водой чайки. И как им только не надоест вот так хныкать?
Странный, монотонный, нарастающий звук перебил течение мыслей, заставил насторожиться. Скользнув взглядом, он увидел, как благодушная улыбка как‑то сразу сползла с лица Зайцева. Капитан корабля машинально взялся за свой бинокль.
Гул нарастал.
— Самолет! — уверенно произнес Зайцев. Откуда? Никаких полетов вроде не предвиделось. Вас предупреждали?
— Нет.
Бурмистров уже водил биноклем по облакам.
— Вижу японский военный самолет! — четко, слегка возбужденным голосом доложил вахтенный сигнальщик Росляков.
«Откуда? Зачем? Что за чертовщина?» — прочел Бурмистров в тревожном взгляде капитана корабля. Теперь и Бурмистров поймал в бинокль стремительно приближающийся самолет. Его контуры не оставляли сомнений: японский военный пикировщик–торпедоносец.
Капитан решительным движением нажал кнопку колокола громкого боя. Корабль огласился гулким трескучим звоном сигнала боевой тревоги. Он еще не отзвучал, как всюду загрохотали матросские сапоги, и тела зенитных пушек стали поворачиваться навстречу незваному воздушному гостю.
Капитан Бурмистров и сам потом не мог себе дать отчет, как он мгновенно очутился возле зенитки. Самолет стремительно приближался. Его уже хорошо было видно и невооруженным взглядом. Орудийные расчеты замерли на своих местах в ожидании приказаний.
«Что делать? Открыть огонь? А что, если он с добрыми намерениями? А если нет? II он промедлит? И отдавать команду будет поздно?..»
Не отрывая взгляда от самолета, Бурмистров припал к рукояткам скорострелки «Эрликона». Самолет, снижаясь, описал над портом круг и, повернув на танкер, вдруг перешел в стремительное пике. Размышлять уже некогда. Надо бить!
Некогда было и производить какие‑либо вычисления, расчеты. Но были годы учений, тренировок, когда рука и глаз автоматически, безотчетно наводят пушку в нужную точку впереди летящей цели, чтобы трасса снаряда перекрестилась с ней неумолимо точно. И это выношенное годами чувство подсказало — ни мгновением раньше, ни позже:
— Огонь!
«Эрликон» прогрохотал отрывисто и коротко. Японский самолет как‑то странно дрогнул, дернулся, точно споткнувшись, и, круто скользя вниз, нырнул в воду рядом с танкером. На палубу и капитанский мостик посыпались с неба с дробным стуком прозрачные осколки плексигласа. Потом над судном сразу воцарилась тишина. И если бы не пузыри, белесо поднимавшиеся со дна, в центре большого радужного пятна на месте падения самолета, можно было подумать, что все случившееся только померещилось.
