Оба прильнули к амбразурам. Отсюда открывался отличный обзор. Между блиндажом и передней линией наших окопов простиралась обширная лощина. В пылу атаки моряки перемахнули ее, как им казалось, в два счета, но расстояние было все же порядочное.
— Артиллерийские разведчики, поди, все глаза проглядели, да что они увидеть могут? — рассудительно заметил Ермаченко. — Мы в землю закопались. Фрицы отсюда драпанули — им не доложили. Вот пушкари и гвоздят. Пока пристрелку ведут. А потом как дадут со всех стволов… Мало не будет.
— Просемафорить бы хоть руками. В бинокль разглядели бы. Да разре вылезешь?..
Как бы подтверждая слова краснофлотца, у самого блиндажа грохнуло шесть взрывов. Крепко тряхнуло, с кровли повалились жерди, посыпалась земля. В амбразуры потянуло удушливой кислой гарью.
— Из тяжелого шестиствольного бьют. Чуть бы поближе — и крышка.
— Связного к нашим послать, так не дойдет. Да и тут каждый на счету. Оставлять высотку нипочем нельзя. Сколько она нам стоила.
— Просемафорить, — повторил Цветкун. — Сигнал подать.
— Сигнал — это ты правильно. А чем? Бушлат на шесте поднять — вроде черный флаг получится. А больше нечего.
— Флаг бы. Красный...
— Где его возьмешь…
Моряки внимательно оглядели весь блиндаж. В нем не было и намека на какую‑либо материю. Пустые консервные банки, бутылки, обоймы — обычный мусор, оставляемый в окопах. Здесь не было даже мебели, которую гитлеровцы имели обыкновение притаскивать в блиндажи из ближайших жилых домов.
Снова раздался нарастающий скрежет, вой и тяжкий удар — уже с нашей стороны.
— Добираются, — мрачно уронил Ермаченко. — Глупо погибать от своего снаряда. Ох, как глупо. А ничего не поделаешь. Уходить нельзя. Фрицы, поди, скоро в контратаку полезут.
— Нельзя, — согласно кивнул Цветкун.
Сощурившись, он внимательно вглядывался в нашу сторону. Ом все прикидывал — заметили бы там какой‑нибудь сигнал или нет. Да, флаг бы увидели. Даже небольшой. Вот такой, что когда‑то висел над канцелярией колхоза. Или над Доской почета. Как давно и как недавно все это было!
Цветкун на мгновение зажмурился — и перед ним, словно кинолента, пущенная с немыслимой быстротой, промелькнули картины родного селения, семьи, друзей, минувших праздников. Свои и соседские ребятишки, которых не брали на демонстрацию, всегда получали алые флажки и носились потом с ними целыми днями…
Простой алый флаг! Как бы он сейчас пригодился. Даже изодранный, наполовину сожженный белогвардейцами флаг первых дней революции — тот, что бережно хранился под стеклом в городском музее. Вот бы его сюда!.. Наверное, и следа от самого музея не оставили гитлеровцы…
