Солженицын и евреи | страница 28



Но вот что здесь удивляет. Такой обожатель цитат, такой любитель чужих текстов, Сарнов не привел здесь ни одной подтверждающей этот букет обвинений цитаты, здесь нет ни одной кавычки. С чего бы это?

Так был ли Солженицын антисемитом? Я думаю, что не больше, чем, допустим, Чехов, который в 1897 году (черта оседлости!) писал, что «критики у нас почти все евреи, не знающие, чуждые коренной русской жизни, ее духа, ее форм, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящего в русском человеке ни больше, ни меньше, как скучного инородца» (Собр. Соч. 1980. Т.17, с.224), — и в то же время Чехов дружил с прекрасным художником Левитаном; не больше антисемит, чем Куприн, который возмущался «хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить лошадь в болоте… Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуйте-ка еврея. Ого-го! Какой вопль и визг поднимется особенно среди русских писателей, ибо каждый еврей родится с миссией быть русским писателем» (Письмо Ф.Д.Батюшкову 18 марта 1909 года), — и в то же время Куприн написал рассказы «Гамбринус» и «Жидовка», в которых с большой симпатией созданы образы еврея-скрипача и еврейской красавицы; не больше, чем Блок, который да, сказал Чуковскому: не лезьте своими одесскими лапами в нашу русскую боль, и много чего еще в этом духе, — и в то же время вместе с другими русскими писателями выступил в защиту Бейлиса; да не больше, чем и Маяковский, который говорил тому же Чуковскому, что «от лурья нет житья», высмеивал «преда искусств Петра Семеныча Когана», назвал Осю Фиш «глистой», но в то же время в предсмертном письме зачислил Лилю Брик в члены своей семьи, хотя на это место, пожалуй, имела уже большее право Вероника Полонская, которая, 14 апреля 1930 года уходя из его квартиры, услышала на лестнице тот роковой выстрел и, вбежав обратно в комнату, первой увидела мертвого гения…

Но если Сарнов все-таки считает — ведь целую книгу об этом написал! — что Солженицын небывалый антисемит, то к тому покаянию, о котором говорилось выше, надо присовокупить еще одно примерно в таком роде: «Горько раскаиваюсь в том, что я и мои друзья-евреи немало посодействовали «раскрутке» и популяризации такого махрового антисемита. Простите меня, дорогие соплеменники». Именно в надежде на это раскаяние, хоть и слабой, я и называл многие имена евреев, принимавших участие в этой «раскрутке».