И все же Стокер проявляет редкую для сочинителя фантасмагорической истории дотошность, пытаясь во что бы то ни стало раскрыть разнообразные механизмы философии и бытия «не-мертвых». Читатель уже давно понял, что в муках Люси виновен Дракула, но это все еще невдомек ее друзьям. Моральный облик вампира уже раскрыт, но Ван Хелсинг все еще занят скрупулезным сбором доказательств, подтверждающих теорию жизни после смерти. Динамично, мастерски и с настоящим драматизмом выписанную сцену окончательного упокоения Люси сопровождает бесконечный набор высоконравственных аргументов, дающих Ван Хелсингу & С>0 бесспорные моральные права расправляться с девушкой-вампиром самым лютым образом. Даже друзья-мушкетеры из книги Дюма так не терзались, обезглавливая прекрасную, но чудовищную миледи. В финальной части романа Стокера, когда команда Ван Хелсинга преследует графа в Англии и на пути на Балканы, повествование снова теряет темп, и, может быть, от этого кульминационная, тщательно подготовленная и выстроенная автором сцена расправы с Дракулой на трансильванском снегу не приобретает явно задуманного Стокером симфонического звучания.
Наградив своего главного героя именем существовавшего в действительности карпатского правителя, Стокер дает Дракуле иную национальность. Он не валах[14], как средневековый господарь Влад Цепеш Дракула, а секель, выходец из семьи, якобы ведущей родословную от вождя варварских гуннских племен Аттилы. Пугающую и героическую сагу о Трансильвании Стокер излагает со ссылками на рассказы графа-вампира, намеренно перемешивая фрагменты совсем разных национальных историй: «На этой земле столетиями воевали саксы[15], валахи и турки — здесь едва ли найдется клочок земли, не политый человеческой кровью, и защитников, и захватчиков. В прошлом бывали бурные времена, когда австрийцы и венгры налетали как саранча, и патриоты вставали, чтобы отразить их. Немногое мог обрести и торжествующий завоеватель — все было схоронено в земле».
Стокер никогда не бывал в краях, о которых так занимательно и с такой выдумкой рассказано в романе о Дракуле. У тех, кто путешествовал по Карпатской дуге (и сейчас далекой от главных международных туристических маршрутов), стокеровские описания природных красот, может, и вызовут улыбку снисхождения, однако «Дракула» — не этнографическое исследование. Автора романа более всего заботила атмосфера величественной мрачности и замогильной таинственности. На первой же странице дневников Джонатана Харкера сообщается: Карпаты, словно подкова магнита, притягивают к себе все суеверия, «они как будто в центре водоворота фантазии». Окуная читателя в этот водоворот, Стокер частенько путается в венгерских, немецких, славянских географических названиях и фамилиях (чего стоит болгарский связной Дракулы по имени Петроф Скински!), но и эти авторские погрешности, если исходить из сверхзадачи романа, скорее забавны, чем огорчительны. Просидевший не один месяц в библиотеке Британского музея над исследованиями о юго-востоке Европы (никакого Интернета, никакой мобильной связи, никаких микрофильмов, никакой электронной почты — только рукописи и книги), Стокер считает себя вправе при создании художественного произведения непринужденно обращаться с историей региона. Трансильванию автор «Дракулы» описывал не по географическому атласу; не исключено даже, что Стокер преднамеренно перепутал его страницы. «В Карпатах Брэма Стокера цивилизация теряет контроль над порядком, здесь даже поезда отклоняются от расписания», — иронизирует в статье ««Не-мертвый» девяностых годов» Деклан Кайберд.
