— Сколько? Что вы сказали?
— Я говорю: поздно уже, четверть третьего…
— А где вы это увидели?
И тут я с удивлением отметил, что совершенно не смотрел на часы. Я спросил у профессора:
— Скажите, а в самом деле который час?
— Шестнадцать минут третьего. Но уже прошла минута…
— Нет, прошло больше. Минута и двадцать секунд.
— Иван! — закричал профессор.
Я не ответил. Стало тихо-тихо. Так тихо, что было слышно, как бьется мое сердце. Только оно стучало странно. Не так, как у всех: тук-тук-тук.
Нет! Оно стучало: тик-тик-тик, ну, точно, как ходики, которые висели на стенке в бабкиной избе. Тик-тик!
— Сколько времени? — раздалось где-то далеко-далеко, на другой планете.
— Два часа, двадцать четыре минуты, сорок секунд…
— Поздравляю вас, Иван! Теперь вы единственный человек в мире, который без часов безошибочно может определять время, человек-часы! Когда вы будете писать мемуары, вы так и назовете вашу книгу: «Я — человек-Часы», или «Меня звали «Четверть Третьего». Это в честь того мгновения, когда вы впервые почувствовали время. Хотите, я вас тоже буду звать «Четверть Третьего»? Не возражаете?
Я обалдело смотрел на профессора. Никаких изменений в моем организме вроде не произошло, чувствовал я себя просто замечательно. И совсем не старался угадывать время. Но, если нужно было, я сразу говорил, который час. Очень просто. Как попросить воды. Шлеп! — без двадцати три! Шлеп! без тринадцати три. Проще простого!
Мы с профессором уходили из лаборатории в три.
Ровно в три часа ночи.
— Вы все-таки не возражаете, если сменим вам имя? — приставал ко мне профессор.
Я мотнул головой: мол, согласен!
— Ну, и хорошо! — обрадовался профессор. — Теперь вас зовут «Четверть третьего».
(рассказывает экономка профессора Шиндхельма фрау Гросс)
Просто не понимаю, что это вздумалось им работать в рождественскую ночь. Не буду говорить, что это грешно. Но не принесла им эта работа счастья. Ни господину Оттокару, ни этому русскому.
Утром в первый день рождества они встали поздно. Глаза у обоих были красные, усталые. Я приготовила хороший праздничный завтрак. И кофе.
Крепкий кофе. Они ели молча. Только господин Никифоров сказал:
— Поздненько мы сегодня встали. Уже тридцать две минуты десятого…
Я тогда еще ничего не знала и только подумала: «Странно. Он, кажется, и не смотрел на часы, а время назвал так точно».
Господин Никифоров вел себя вполне нормально, спокойно.
Хорошо позавтракал, выпил кофе, похвалил мой торт. А после завтрака они с господином профессором о чем-то тихо побеседовали и разошлись. Один в рабочий кабинет, другой — в свою комнату наверху. Я еще некоторое время возилась с посудой, а потом села вязать. Вы видели толстый джемпер из серой шерсти на господине профессоре? Это я вязала.
