Севка, Савка и Ромка | страница 27



— Ребята! — сказал он только одно слово.

Все оглянулись и сразу поняли, почему прекратился бой.

Два деревца были сломаны и мертвые лежали на земле.

В этот момент в ворота зашел Кузьма Ильич. Все разбежались. Алешка Сова один остался во дворе, готовый в одиночку принять полную меру наказания.



…Был июнь 1941 года; через несколько дней началась война.

Кузьма Ильич служил в нашей ополченческой дивизии — старшиной знаменитой седьмой роты. Я собирался заехать повидаться с ним, но все не выходило, а потом мне сказали, что он тяжело ранен, потерял руку и после операции работает в армейских тылах.

Встретились мы после войны в эшелоне, который вез демобилизованных. Кузьма Ильич мало изменился, но похудел, бородка стала совсем белой. Был он попрежнему молчалив и беспокоен. Как-то подбежал мелкими своими шажками к проводникам, хотел помочь динамо наладить: все ему казалось — не так они берутся, не то делают. Потом вспомнил, что нет правой руки, шевельнул зашитым рукавом и отошел.

Ночью вижу: он не спит. Я сел к нему на полку и попробовал сказать, что все это ничего, привыкают же люди. Но он не дал договорить:

— По моему делу никогда я не привыкну. Никогда! Всю войну думал: приеду, все в порядок приведу, а теперь… Даже и спешить нечего…

В темноте он расчесал бородку вечным своим самодельным металлическим гребнем и, повернувшись к стенке, сделал вид, что уснул.

Поезд останавливается у станции Лесная. Отсюда до нашего городка можно узкоколейкой — на рабочем, или пешком — через лес километров пятнадцать. Неустроев пошел было со мной, но передумал, сказал, что утром приедет с рабочим; у него на Лесной знакомый путейский сторож — есть где передохнуть.

А я пошел.

Сколько лет я не ходил этой глухой лесной тропой! Всю войну, да и до войны с той поры, когда построили узкоколейку. Но мне показалось, что ничего не изменилось, как будто бы я узнавал каждое дерево: и этот дуплистый дуб и согнутый клен. В детстве, когда я шел из Лесной от отца (он работал в депо), мне всегда казалось, что это не дерево, а притаившийся зверь. Хотелось скорее пробежать мимо, но я нарочно задерживал шаг. И сейчас, после войны, сердце резко забилось, когда я увидел странно изогнувшееся дерево и длинную тень, преградившую дорогу.

И, как в давние годы, через овраг я прошел с закрытыми глазами. Спустился вниз, почувствовал влажный запах ручья; не открывая глаз, снял ботинки и перебрался старым бродом. Ноги скользили по гладким камешкам. Вода с журчаньем текла мимо; было слышно, как рядом плеснула рыба.