Нарбелия, побелев от ярости, сжала кулаки, отчего ее острые ноготки больно кольнули нежную кожу изящных ладоней. Как, как этот обнаглевший прислужник смеет говорить такое ей? Ей — наследнице всех королевских земель, ей — небожительнице, волшебнице, красавице. Да все мужчины мира только и мечтают оказаться у ее ног, чтобы страстно выдохнуть: «Нарбелия, ты необыкновенная…» Как посмел этот наглый мальчишка заикнуться о том, что у него есть какая-то там невеста? Кто она такая? Какая-нибудь второсортная фрейлинка?
Терзаемая обидой, злобой и любопытством, Нарбелия подобрала злополучный подол и посеменила вдоль длинного светлого коридора, по правой стороне которого через широкие арочные окна открывался вид на синеющие вдалеке горы, высящиеся над древней дубравой. Принцесса остановилась, глядя на белые скульптуры облаков, такие плотные и витиеватые, что казалось, будто созданы они не мимолетным природным капризом, а кропотливым трудом великого мастера. Гнев и обида заставили сердце сжаться. Она снова вспомнила Тианара и, болезненно сглотнув, подавила подступившие слезы, а потом, взяв себя в руки, гордо зашагала вперед.
Выпрямив спину и вскинув голову, украшенную драгоценной диадемой, она вошла в зал, где шел пир, и во главе стола ее лично ждал сам Высокий Владыка.
Укрытый нежным льном стол ломился от яств. Огромный светлый зал был построен в далекой древности прямо посреди дубравы, и теперь стволы исполинских деревьев выглядывали из стен, а зеленые кроны уходили ввысь сквозь арки светлого, украшенного фресками потолка.
— Добро пожаловать на мой пир, дочь Короля, — приветствовал Нарбелию Владыка-эльф, чуть наклоняя голову в знак приветствия.
Лишь взглянув на него, наследница почувствовала дрожь в коленях. На серебряном троне перед ней восседал маг столь древний и могучий, что чуткая Нарбелия ощутила, как у колен забились волны растревоженного потока силы. В кристально-голубых глазах Высокого Владыки застыл многовековой лед тяжелых воспоминаний, событий и дум. Его длинные, в пояс, волосы, перехваченные на лбу тонким венцом, сверкали платиновой сединой. На гладком безусом лице не отыскалось бы и крошечной морщинки, но взгляд Владыки был взглядом глубокого старика, уставшего в бессмысленных спорах с вечностью.
— Кириэль, мой сын, усади гостью рядом с собой и позаботься о ней, — снова прозвучал его трубный голос, заставляя нижний поток содрогнуться от новой волны.
— Конечно, отец, — кивнул Кириэль, выходя навстречу принцессе и подхватывая ее за руки.
