Выхватив прямо из костра уголек, мелкий то ли оскалился, то ли улыбнулся… и мне на какой-то миг показалось, что у него в роду были акулы.
Когда разрисованные и чумазые парни угомонились, над горами уже взошла луна. Повеяло тем самым ароматом полной свободы и предчувствием полета, за которые я был согласен поехать в местную администрацию и разгромить ее к чертям, лишь бы меня оставили тут еще на пару лет. Запрокинув голову, я какое-то время сидел неподалеку от лагеря, где ребята начинали укладываться спать, и просто смотрел. Мне казалось, что небо падает, что небо несется на меня, а я лечу… лечу в этой синеве и золоте. С полуприкрытыми глазами, практически проваливаясь в какой-то транс, я почти чувствовал этот полет, почти отрывался от земли и устремлялся куда-то вверх. Мне этого так не хватало…
— Ты скучаешь по нему?
Я не удивился, уже чувствовал приближение странного юноши со странными словами, глазами и какой-то знакомой хитроватой улыбкой.
— Безумно. Иногда я ненавижу себя за то, что не смог обуздать характер ради него. А потом вспоминаю, что оно всегда будет выше. Честь или есть, или ее нет. А небо будет всегда.
— Венц, за что тебя выгнали из летного училища?
— За драку. Но я был прав.
— Верю.
— А я — нет. Если бы не та драка, и всё, что потом произошло, если бы не мой характер и гордыня самого лучшего ученика, я бы летал сейчас на МИГах, а не перевозил бабушек с козами между деревнями в такой глухомани.
— Небо бы от этого изменилось? Или оно стало бы ближе? Ничего бы не изменилось, Драго. И ты не изменился. Винишь себя в собственных ошибках, не понимая, что они должны были случиться, чтобы ты стал таким, какой есть. Чтобы это оно не упало. Но ведь ты скучаешь не по этому небу.
— А по какому?
— По тому, где тебя всё еще ждут.
Парень развернулся и пошел к остальным. А я еще какое-то время сидел, пытаясь понять, откуда он мог знать обо мне больше, чем я сам готов принять.
Иногда мне так тоскливо, что хочется выть в голос. Но мужчине вроде бы как не пристало, а я… а я вспоминаю небо. Не это, действительно другое небо из своих снов. И от этих видений мне не становится легче, грусть не проходит, но что-то внутри так больно и сладко дергает.
Я всегда мечтал летать. Когда мне было четыре, я взял стул, открыл окно, залез на подоконник… мама едва успела меня подхватить. А я плакал и утверждал, что умею летать. И до сих пор так утверждаю.
Утро выдалось пасмурным, прямо как моё настроение. Вместо полетов мне снилось что-то странное. И страшное.
