— Ну что, правду я тебе говорил, или нет? Хорошим серебром снабдил я тебя, или нет?
— Весьма хорошим, отвечал юноша, я желал бы иметь его побольше.
— Хорошо, сказал демон, но чем же ты заплатишь мне за него?
Когда Михаил стал отговариваться бедностью, демон сказал ему:
«Ты вовсе не беден кровью, и можешь дать мне ее капли четыре», и вслед за этим взял его левую руку и сделал на ней в одном месте разрез, не причинив, впрочем, при этом никакой боли. Выдавив из раны несколько капель крови в чашечку желудя и подав ему бумагу и перо, демон сказал ему: «Пиши», и начертил ему десять букв (которые тот должен был написать), которые, как потом оказалось, были большей частью греческие и которые не представляли никакого смысла. Потом он велел ему написать на другом листе еще гораздо большее число букв, похожих на прежние и затем сказал: «Эта бумага твоя!» и с этими словами вложил ее в рану, которая при этом в один момент так срослась, что остался только рубец. Демон сказал потом: «С этим ярлыком ты можешь требовать от меня всего, чего только пожелаешь; что ни прикажешь, все будет исполнено, и это будет в течение целых семи лет, по истечении которых ты сделаешься моим всецело. Это последнее ты обещаешь мне в другой записке, которую я беру себе. Согласен ли ты на мои условия?» Молодой человек глубоко вздохнул, однако согласился, и бес исчез. На другое утро он снова явился, посоветовал молодому человеку перестать читать некоторые небольшие молитвы, которые тот имел обыкновение прочитывать и отобрал у него много благочестивых книг для того, чтобы, как говорил он, могли свободнее и чаще вместе проводить время.
С этих пор обольститель постоянно, день и ночь, был при Михаиле в качестве слуги, научал его делать разные необыкновенные вещи, всегда дурного свойства, и постоянно побуждал его к различным порочным делам. Так протекла большая часть семи лет; молодому человеку наступал 20-й год, когда отец отозвал его обратно домой, в надежде, что его сын при дворе получил хорошее, приличное ему образование. Но его сын был самый испорченный, самый потерянный человек.
Срочного времени оставалось уже только несколько месяцев, и он, мучимый угрызениями совести, в отчаянии махнувши на все рукой, делал все, что только могло представиться ему самым необыкновенным и вместе самым постыдным. Он хотел отравить своих родителей, зажечь их дом, но ни того, ни другого Бог не допустил сделать демону, который уже дал было несчастному все нужные для совершения этих злодейств вещества; равно как не допустил Он молодого человека и до самоубийства. Два раза стрелял он из ружья в свою грудь, и в оба раза ружье осекалось. Этот последний факт неистовства открыл для других его внутреннее растерзанное состояние; сестры его не отходили от него для того, чтобы он опять не решился на неудавшееся злодейство и со слезами умоляли его сказать им, что заставляет его решаться на такое ужасное дело; но получили от него один ответ, что вскоре он приведет в исполнение то, на что решился, что это необходимо. Когда его мать узнала дело в общем виде, она также начала настаивать, чтобы он открыл яснее, в чем именно дело; и он наконец открыл ей все; мать от его рассказа упала в обморок. Но так как она принадлежала к Швенкфельдской секте и обратила к ней и своего сына, то она могла только оплакивать его, нисколько не заботясь о средствах к его спасению; наконец, однажды демон пришел к нему в ее присутствии и согнул его тело в обруч так, что голова его пригнулась позади к ногам; это понудило мать отдать сына на попечение духовным. Но он, оправдываясь отвращением. какое он чувствовал к этим последним, ушел от них в Эйхштадт, где он стал жить еще позорнее прежнего. Но здесь поймал его брат, вюрцбургский каноник, сковал его, привез в Мольсгейм и отдал тут его на руки Иезуитам.
