В данный момент он находился на мостике грузового судна, которое всего пару месяцев назад доставило на Лузитанию Голос Тех, Кого Нет. Он страшился встречи с Валентиной. У него просто не было выхода, иначе он бы никогда не оказался здесь. Ему совсем не хотелось встречаться с сестрой Эндера Валентиной или с кем бы то ни было. Если б он только мог навсегда остаться на этом корабле и беседовать с одной лишь Джейн, он бы удовольствовался этим.
Нет. Теперь ему никогда не быть довольным собой.
По крайней мере эта Валентина и ее семейство — что-то новенькое. На Лузитании он знал всех, во всяком случае, всех, кого действительно ценил: все научное общество, людей образованных и понимающих. Он был настолько хорошо знаком с ними, что ничего не мог поделать с собой: он чувствовал жалость, скорбь, сожаление, когда люди разговаривали с ним. И когда они смотрели на него, все до одного видели разницу между тем, каким он был и каким стал. В их глазах читалось слово «потеря».
Теперь же существовала вероятность, что новые люди — Валентина и ее семья — увидят в нем другого человека.
Но вряд ли. Чужаки, посмотрев на него, увидят куда меньше, уж это точно, чем те, кто знавал его до случившегося. По крайней мере мать, Эндрю, Эла, Кванда, да и все остальные тоже, знали, что он обладает умом и способен понять выдвигаемые теории.
«А что подумают мои новые знакомые при виде меня? Они увидят тело, которое атрофировано, переломано, мои волочащиеся по полу ноги, увидят мои руки, неловко, по-звериному хватающие ложку, — точь-в-точь трехлетний младенец, услышат мою глухую, едва разборчивую речь; и они сразу сделают вывод, они поймут, что такой человек просто не способен понять даже мало-мальски сложный процесс.
Зачем я здесь?
Я не случайно оказался здесь. Я ушел. Я прилетел сюда не для того, чтобы встретиться с этими людьми. Я воспользовался предлогом, чтобы покинуть Лузитанию. Я бежал. Только я обманывался. Я думал о полете, длящемся тридцать лет, но ведь это для них он будет столько длиться. Я же — я улетел всего полторы недели назад. Не срок вообще. А время моего добровольного затворничества уже подходит к концу. Дни, которые я провел наедине с Джейн — она внимала мне так, словно я до сих пор человеческое создание, — эти дни закончились».
Почти. Он чуть не произнес вслух слова, из-за которых встреча могла бы вообще не состояться. Он мог бы украсть корабль Эндрю и отправиться в полет длиною в вечность — и больше не встретил бы ни единой живой души.
