Льюберт Дарнторн подозревал, что его дядю тоже не
посмели бы остановить, если бы он надумал навестить племянника. Но лорду
Бейнору такая мысль, похоже, просто-напросто не приходила в голову. Оставалось
только примириться с этим и с подавленной досадой наблюдать за Пастухом,
который занимал лежак напротив. Рикс смотрел на своего сеньора с выражением
тревоги и надежды одновременно.
- Мы выступаем завтра?
- Нет, уже сегодня, к ночи. Тебе лучше? - спросил
лорд участливо, делая вид, что истинный смысл вопроса ему непонятен, хотя мысли
Рикса, с точки зрения Дарнторна, понял бы сейчас даже глухой. У Пастуха, как
говорится, все на лбу было написано.
В ответ на заданный ему вопрос южанин встрепенулся.
- Я почти здоров, мессер!
Cветловолосый калариец только усмехнулся углом рта.
- Здоров, конечно. Кстати, тебе очень повезло, что та
стрела не зацепила легкое.
- Нет, правда. Вот увидите, я удержусь в седле, когда
настанет время ехать, - продолжал настаивать "дан-Энрикс".
- Даже если у тебя это действительно получится - в
чем я, говоря по правде, сомневаюсь, то сейчас ты не проедешь даже четверть
стае. Извини, но мы не сможем ждать больных и раненых. Лечись, поменьше
двигайся, и через три-четыре дня ты в самом деле встанешь на ноги.
Смотреть, как Пастух унижается ради заведомо
невыполнимой цели, было забавно. Но, к несчастью, больше ничего веселого в
необходимости в самом начале столь блестяще начатой кампании отстать от войска
и остаться вместе с остальными раненными в вонючем, пахнущем лекарствами и
кровью лазарете не было. Льюберта тошнило от всей здешней обстановки - низких
потолков, метавшихся в бреду людей, противно-сладковатого запаха мази,
пропитавшей, кажется, не только плотную повязку у него на голове, но даже его
собственную кожу. Поселение, в котором они вынуждены были разбить лагерь, было,
по мнению Дарнторна, редкостной дырой. Десятка полтора дворов с запуганными,
словно мыши, обитателями и неровной покосившейся оградой.
- Встать я и сейчас могу, - упрямо возразил южанин, приподнявшись
на локтях и собираясь спустить ноги с лежака. - Вот, посмотрите сами.
Рыцарь перестал посмеиваться и скомандовал:
- Лежать! Я не затем пришел тебя проведать, чтобы
объяснять, как следует себя вести, когда из тебя вытащили двадцать гран железа.
Будь добр, перестань сходить с ума и успокойся. Что бы ты сейчас не говорил, ты
остаешься здесь.
Пастух откинулся обратно на скамью, застеленную его
собственным плащом и заменявшую ему постель. Лицо у него от чрезмерного усилия
сделалось белым, как покрашенная известью стена за его изголовьем.
