Любовь и хлеб | страница 14
Они просыпались оба и здоровались: «Паче, рума!» — «Здравствуй, друг!» И Майра обнимала его за шею теплой рукой и прижималась лицом к щеке.
Он смотрел на это маленькое пугливое существо, на ее быстрые черные, чуть косые глазки, зная, как она прячет смешки, ладошкой закрывая рот, а если плачет, то со смехом. Смотрел и жалел, что она еще дитя, маленькая девочка с круглым мягким лицом и красивыми губами, черные волосы ее подстрижены скобкой — признак того, что еще с рождения отец получил за нее от кого-то выкуп…
Однажды Саминдалов взял ее за руку, погладил по голове, опросил:
— Майра, ты любишь меня?
Она кивнула:
— Да! — и доверчиво прижалась к нему.
— Когда вырастешь, пойдешь ко мне женой?..
— Я твоя жена давно. Я твоя, только твоя… — И заплакала, что-то поняв и испугавшись вдруг.
Он засмеялся от радости, от преданной наивности Майры и этим обидел ее.
Он уже выздоровел, а она все еще продолжала приходить и оставалась ночевать, не стесняясь целовала его. Оба были счастливы и оба поняли, что пришла любовь.
Однажды ночью появились отец и брат. Они стали, прислонившись спинами к косяку двери, и запричитали молитвы. Майра испуганно забилась в угол, поняв, что они пришли за ней. Саминдалов закрыл ее, встав посреди юрты, упер руки в бока и заговорил первым:
— Я знаю, вы пришли за Майрой. Рума отец Кимай, и ты брат Бахтиар, по закону седых стариков спасенная от смерти становится или сестрой, или дочерью, или женой. Майра мала еще, значит она сестра и дочь мне пока. Вырастет — женой моей станет. Пусть у меня живет!
Кимай вздрогнул: прав Саминдалов! Бахтиар схватился за нож.
— Ты, отец, богатый выкуп получил за Майру, когда она в люльке еще была. Этот закон раньше в силу вступил. Хочешь в жены Майру — покрой выкуп!
Кимай оскалился: прав его сын Бахтиар. Рукой отвел Саминдалова в сторону, взял Майру за волосы, выругался:
— Идем! Бабушка одна была, забыла ее! Она в небо ушла — умерла! Ты забыла о родных от радости. Идем! А ты, Саминдалов, забудь ее.
Майра заплакала, и Саминдалов не понял почему: то ли ей жаль бабушку, то ли его самого.
Тяжело было жить Степану рядом с Майрой и не видеться с ней подолгу. Охота неудачной была — сердце болело, рука дрожала при выстреле, слезы мешали целиться метко, все Майра перед глазами стоит! Да разве выкуп так скоро соберешь — годы нужны. Тогда он продал свою юрту и, простившись с Майрой, ушел из стойбища. Майра плакала и бежала за ним, хватая его за рукав, просила взять с собой, а он отгонял ее от себя, боясь, что уйдет она незаметно с ним и не вернется обратно, тогда отец разгневается еще больше и никакой выкуп не поможет. Майра отстала.