Онемевшая от страха Эллен открыла дверцу. Я едва успел схватить ее за руку и помешать выскочить из машины на ходу. Эллен, за ней и я, побежали к крыльцу, где маячил полицейский из патрульной машины. Страж молча отодвинулся, и мы вошли в холл. Так впервые в жизни я оказался в доме Эллен.
Эндрю Робинсон шагнул навстречу племяннице. На вид ему можно было дать лет пятьдесят пять. Густые, некогда русые волосы совсем поседели, но, несмотря на это, квадратное, гладко выбритое лицо казалось румяным и свежим. Он был почти одного роста со мной (во мне — метр восемьдесят шесть), но выглядел гораздо внушительнее.
Присутствие дяди, казалось, вдохнуло в Эллен новые силы.
— Что с папой? — тревожно спросила она.
— Он умер, Эллен.
Плечи девушки поникли, она рванулась было к закрытой двери слева от нас, но вдруг, резко повернувшись на каблуках, решительно подошла к креслу с высокой резной спинкой и села.
Эндрю Робинсон следил за ней взглядом. Оба словно не замечали моего присутствия. Усевшись, Эллен спросила:
— Как это случилось?
Робинсон медлил с ответом, пристально глядя на племянницу и раздумывая, выдержит ли она еще один удар.
— Прошу вас, дядя, скажите, что произошло?
— Я же сказал тебе: он умер.
— Сердце?
Мне показалось, Эндрю с трудом сдерживает волнение: кулаки несколько раз нервно сжались и разжались.
— Его убили, — наконец выдавил из себя Робинсон.
Эллен пошатнулась и закрыла лицо руками.
— Мужайся, Эллен! — Дядя обнял ее за плечи.
— А известно… кто?
— Нет, но мы это узнаем.
— Где Хэтфилд?
— Где-то бродит, но если не вернется до половины двенадцатого, объявим розыск. — Большой Босс повернулся ко мне и без лишних церемоний бросил: — Тут только что болтался один из ваших репортеров — так он уже уехал в редакцию.
— Я привез Эллен, — отпарировал я. — Лаудербек здесь?
Он кивнул.
— Прин тоже?
— Да.
Я указал на закрытую дверь.
Робинсон снова кивнул.
— Мне туда можно?
— Спросите у Лаудербека.
Я открыл дверь и оказался в библиотеке.
Передо мной была огромная комната. Три стены сплошь покрывали книжные полки. Сквозь большие стеклянные двери в четвертой виднелась широкая терраса, а дальше — сад. В детстве я часто пробирался в этот запретный сад и не раз видел через открытые двери спину сидящего за рабочим столом судьи.
Теперь возле этого стола стояли трое мужчин. Я подошел поближе: на окровавленном ковре, широко раскинув руки, лежал ничком мертвый судья Робинсон.
Капитана Лаудербека и сержанта Прина я видел почти каждый день, а потому лишь дружески махнул им рукой. С медицинским экспертом доктором Рейнольдсом поздоровался более официально, потом склонился над телом. Судья был без пиджака, в белой рубашке, вымазанной кровью и разорванной чуть ниже плеч и в середине спины.
