— Я беспокоюсь. Как думаешь, он здоров? Может быть, чем-то заболел?
— С чего ты взяла?
— Сама не знаю, — вспомнив о забывчивости отца, говорю я. — Просто у меня такое чувство, что он что-то скрывает. Ты же знаешь его, он никогда не жалуется.
Ричард по-прежнему молчит и берет еще один рогалик. Это уже третий.
— Он тебе что-нибудь говорил? Если да, то ты должен мне все рассказать, я его единственная дочь и имею право знать. Он не молодеет, и я готова к тому, что скоро о нем придется заботиться.
— Он ничего мне не говорил и выглядит вполне здоровым. Не сказать, чтобы мы часто виделись, но, по-моему, он здоров как бык.
Я откидываюсь на подушки, все еще сомневаясь.
Ричард пьет кофе с бискотто. Он прекрасно знает, что так просто от меня не отделаться; я молчу, потому что обдумываю следующую серию вопросов.
Ричард ставит чашку на стол, складывает руки на животе и поворачивается ко мне.
— А ты его спрашивал, что с ним происходит?
— Конечно.
— И что?
— Он сказал, что все в порядке, он просто занят. — Немного помолчав, Ричард продолжает: — Думаю, так и есть, он просто очень занят.
Как-то странно он произносит это слово — «занят». Я пристально смотрю на него, и Ричард сразу отводит взгляд.
— В самом деле, Мира, если твой отец что-то от тебя скрывает и в твоих параноидальных подозрениях есть хотя бы крупица правды, значит, у него есть на то причины. Во всяком случае, это не мое…
Я мгновенно цепляюсь за представившуюся возможность.
— Тебе что-то известно, Ричард, я же вижу.
— Ничего мне не известно, во всяком случае наверняка. Он со мной не откровенничал. Твой отец, Мира, если ты этого до сих пор не заметила, чрезвычайно скрытный человек. Он никогда и ничего не рассказывает. Я давно перестал на него обижаться и тебе советую. Знаешь ли ты, — говорит он, глядя на меня поверх очков, — что мы знакомы больше двадцати лет, а я до сих пор не знаю, какую политическую партию он поддерживает, какой ресторан предпочитает или что думает по поводу смертной казни. Могу только догадываться. А значит, могу и ошибаться.
Ага!
— Что ты имеешь в виду? В чем ошибаться?
— Ни в чем. Просто вспомнил один разговор с твоим отцом.
— Какой?
— Знаешь, Мира, твой отец уже большой мальчик, так что говорили мы о женщинах.
— О женщинах? С какой стати отец, который ни с кем не откровенничает, стал бы говорить с тобой о женщинах? Ты что, считаешь, что у него кто-то есть? А почему он мне ничего не сказал?
— Не знаю. Может быть, он чувствует себя предателем. В чем-то виноватым. Не знаю.
