— Первая «ракета» уже ушла, — говорит Лариса. Она лежит в своей кровати с закрытыми глазами.
— Совершенно верно. Но я могу поспеть на следующую.
— Ночью передали по «Голосу», что сегодня начинается забастовка речников.
Анатолий Васильевич садится на нижнюю ступеньку лестницы и надевает туфли.
— Передай Настеньке, что я приезжал.
— Зачем?
— Ну, чтоб повидать ее, — смущенно говорит он.
— Зачем ей про это знать?
— Я могу оставить ей записку.
— Я ее уничтожу.
— Тогда я…
— Тогда вы дождетесь свою Настеньку.
Лариса садится в кровати. Она в ночной рубашке и с распущенными по плечам волосами. Она сейчас очень похожа на Анастасию.
— Ты хочешь уходить? Но день не скоро:
То соловей — не жаворонок был,
Что пением смутил твой слух пугливый;
Он здесь всю ночь поет в кусте гранатном,
Поверь мне, милый, то был соловей, —
декламирует Лариса Шекспира.
— Не все в этом мире поддается осмеянию.
Анатолий Васильевич надевает плащ и топчется на пороге.
Лариса продолжает, вскочив:
Что ж, пусть меня застанут, пусть убьют!
Останусь я, коль этого ты хочешь.
Остаться легче мне — уйти нет воли.
Привет, о смерть! Джульетта хочет так.
Ну что ж, поговорим с тобой, мой ангел:
День не настал, есть время впереди.
— Ты очень жестокая.
Он смотрит на Ларису точно зачарованный.
— Ступай: уже светлее и светлей.
Анатолий Васильевич опускается на стул.
— Настенька меня поймет, — бормочет он.
— Настенька все поймет.
— Она знает, что я…
— Настенька все знает.
— По какому праву ты вмешиваешься в наши отношения?
Смотри же, шли мне вести каждый час.
В одной минуте — много, много дней.
Как по такому счету я состарюсь,
Пока опять Ромео я увижу.
— У Насти сегодня день рождения. Лучше бы я послал ей телеграмму.
— Она ее получит.
— Но я же ее не посылал… Что ты там написала?
— То, что заслужила Настенька в день своего рождения.
— Ты можешь все испортить. У нас установилась гармония в отношениях. Один фальшивый звук…
— И это вы называете гармонией? Господи, как же я вас ненавижу!
— За что? — упавшим голосом спрашивает Анатолий Васильевич.
— За то, что тогда, в Феодосии, вы поступили, как последний эгоист.
Анатолий Васильевич встает и подходит к окну, нервно барабанит по стеклу пальцами.
— А что бы ты сделала на моем месте?
— Я бы… Я бы сделала ей ребеночка. Чтоб она никуда от меня не делась.
Анатолий Васильевич громко кашляет от неожиданности и смущения.
— Что, слабо, да?
— Не в том дело… Настенька этого не хочет.
— Если захотите вы, она тоже захочет. Вы имеете на нее безграничное влияние.
