— О чем вы говорили с ней последнее время?
— О погоде, прочитанных книгах. Музыке. О предстоящем путешествии в дальние страны.
— Она так хотела поехать в этот круиз. Она ведь еще нигде не была. Меня одолевают сомнения и… — В трубке звякнуло и булькнуло. Судя по сему, Лев решил нагрузиться по ватерлинию. — Почему ты молчишь?
— Слушаю и соображаю.
— У нее могли быть приятели среди этих солдатиков. Эти толстожопые тетки годятся только огород от ворон охранять. Она могла закрутить любовь с каким-нибудь молодым засранцем.
— Это всего лишь предположение.
— У тебя есть что-то получше?
— Нет, но…
— Слушай меня внимательно. — Я слышал, как он снова налил себе в стакан. — Немедленно вали туда, собери все ее вещи — все до единой, понял? — и дуй назад. Скажи им, что она в Москве. Или лучше ничего не говори. — Лев грязно выругался. — Понял?
— Куда прикажешь деть вещи?
— Можешь выкинуть по дороге. Хотя нет, лучше засунь себе на антресоли.
— Будет сделано, шеф.
— Телефон оставь дома. Я отрубаюсь. Да, постой.
— Я тебя слушаю.
— Если она вернется, мне простить?
— Да, — сказал я. — Но только сперва поручи мне высечь ее розгами.
Лев уже храпел.
— Правильно сделал, что обратился ко мне.
Толя Колесников знал Льва еще со школьной или даже детсадовской поры: они жили когда-то на одной лестничной площадке.
— Он прикроет твою фирму, если узнает правду.
— Клыки обломает. Мой дядька тоже не последняя дверь в коридоре их власти. Давай ваши загранпаспорта и фотографии.
— Не исключено, что он распорядился следить за мной.
Толя на секунду задумался.
— Пустяки. Два холостяка решили после работы выпить и закусить. Можешь заночевать у меня.
— Спасибо.
— Странно: почему мне всегда хотелось сделать ему какую-нибудь подлянку? — рассуждал Толя, когда мы закусывали всухомятку в его тесной кухне. — А ведь так ни разу и не удавалось. И дело тут не в зависти — поверь, у меня дела идут не так уж и плохо. Наверное, суть в том, что он нам всем пытался навязать свои правила игры. Я удивился, когда узнал, что ты пошел к нему в охранники.
— Сам знаешь, я в бизнесе волоку не больше, чем педик в бабах. Преподавательскую работу презираю. А тут нас еще Афган спаял.
Я впервые подумал о том, что не просто предал Льва, а, как говорится, вставил ему нож в спину. На какое-то мгновение меня охватило раскаяние, но тут же я вспомнил Полину и минувшую ночь.
— Любовь не поддается никакой логике, — сказал Толя, за которым водился этот грешок — пофилософствовать под рюмку. — Послушай, а ты на самом деле любишь эту девчонку или, как и я, изображаешь из себя восставшего раба?
