Откликнулся, наконец! Показался Бог-чародей…
Когда-то, по молодости, помнила Сельга, Велес часто насмехался над ней. Представал перед ней голым, прекрасный юношей с огромным детородным органом, вздыбленным набухшими, фиолетовыми прожилками, как горячий конь взнузданный ременной сбруей.
Сильные, перекатывающиеся мышцы, нежная, гладкая кожа, девичий румянец, глаза под густой бахромой ресниц. Волны ответного желания раскачивали ее тело при виде такой божественной красоты, и кровь стучалась в виски, и дыхание становилось прерывистым, и мысли метались как заполошные. Ничего больше не хотелось – только насадить себя на этот божественный стержень, почувствовать, как сильные руки сжимают тебя до хруста костей!
Только глаза всегда оставались его, старые, мудрые, видящие сквозь землю и знающие обо всем на свете. Они – охлаждали, окатывали, как ледяной водой, божественной усмешкой над смертной, возмечтавшей о соединении с одним из повелителей Прави, сверкающего верхнего мира.
Теперь, похоже, Круторогий все-таки принял ее как равную. Юношеским плодородием больше не размахивал, а предстал перед ней в своем истинном облике – зрелым мужем, почти старцем, с серебряными нитями в темных волосах, и лицом, прорезанным глубокими морщинами времени. На подобном лице вещие глаза уместнее, конечно.
– Что ты хочешь, женщина? Зачем тревожишь меня? – без звука спросили ее эти глаза, чуть приподняв набрякшие, синеватые веки.
Ей показалось, что земля вокруг содрогнулась, что порывистый ветер сыпанул ей в лицо пригоршни колючих дождевых капель. Или – показалось? Для нее больше ничего не осталось вокруг, никого не осталось – только она и лик древнего бога. Огромный, прозрачно-текучий, почти заслоняющий тучи…
– Что ты хочешь, женщина?!
Сельга, путаясь от торопливости, начала рассказывать богу про сына, как ждет, как тревожится, на что надеется. Начала, и тут же умолкла, увидев недовольное, нетерпеливое движение кустистых бровей.
Действительно, зачем она все это рассказывает? Кому рассказывает?! Как будто он сам не знает!
Огромный лик Велеса пристально смотрел на нее, словно бы говорил с ней беззвучно. И она действительно без слов понимала, что говорил ей внимательный взгляд:
Помню! Помню! Помню!
Подожди, подожди…
Нужно ждать, женщина, все жизнь нужно чего-то ждать. Так положено смертным – всю жизнь ждать чего-то.
Когда же?
Ты, все-таки, торопишься, смертная. Вы, люди, всегда торопитесь. Собственным нетерпением сокращаете себе срок в Яви, и без того мимолетный.
