Шум, гам, крики. Пожилые, степенные кормчие, оставив обычную рассудительность, сыплют проклятиями, как горохом, призывают в свидетели всех богов-ассов, все силы земли и воды, что в старые добрые времена, не в пример нынешним, воины, умели собираться в поход быстро и ловко, и ничего не забывали при этом. Не то что сейчас, когда молодые ратники собственную голову готовы оставить на берегу, а не забывают только потому, что постоянно льют в глотку крепкое пиво. Наплюй вам в глаза жгучей желчью Змей Ермунганд – куда будет литься пиво, если головы не окажется?!
Позже на берегу начали появляться остальные дружинники в сопровождении хмельной, принаряженной родни, и у кораблей стало совсем не протолкнуться. Смех, веселье, острые, шутливые перебранки. Когда дружина уходит в викинг – нельзя гневить богов, провожая воинов унылыми лицами и худыми одеждами, иначе ассы не подарят удачу.
– Ты будешь меня ждать, Сангриль?
– Буду ждать…
В общей суете и гомоне они даже не смогли попрощаться толком, с сожалением думал Сьевнар. Она мелко клюнула его губами, а он на мгновение приложился к ее румяной, прохладной щеке – разве это назовешь прощанием? Так прощаются с далекими, малознакомыми родственниками, а не с тем, кто для тебя больше жизни.
Странно, они вроде бы еще вместе, он видит ее, трогает ее прохладную ладошку, чувствует земляничный привкус ее дыхания, а как будто они уже далеко друг от друга. «Песня о девушке, ждущей воина»? Так у кого все-таки больше тоски – у того, кто ушел, или у той, которая осталась?
– Ты будешь меня ждать, любимая? – снова и снова спрашивал он.
– Буду, конечно, буду!
– Ты дождешься меня?
Сьевнар сам понимал, что подобная суетливая настойчивость недостойна мужчины, но ничего не мог с собой поделать.
– Дождусь, дождусь, глупенький ты мой! – терпеливо повторяла она. – Кого же мне ждать, как не тебя? У меня больше нет никого…
«А если бы был, не ждала бы?» – мелькнула, как тень, ревнивая мысль.
– Возвращайся с богатой добычей, любимый мой. И привези мне здорового и крепкого раба для будущего дома. Или, лучше, двух… – она неожиданно начала загибать пальцы, словно что-то высчитывала в уме. На чистом лбу появилась чуть заметная, рассудительная складочка.
Сьевнар вдруг вспомнил, как его самого свеоны везли мальчишкой-рабом – испуганного, дрожащего, с воспаленным, спекшимся от жажды горлом. Вот уж не ко времени вспомнил.
Он нахмурился, мотнул головой, отгоняя видения прошлого.
