Может поэтому, размышлял иногда Сьевнар, здесь, на берегах студеного, хмурого моря, где все жили свободно и независимо, в самом захудалом доме вырастали сильные и смелые воины. Крестьяне охотно уходили в набеги с дружинами ярлов, а потом возвращавшиеся к своему хозяйству с богатством и славой. Или – не возвращались, но тогда их долю в общей добыче честно передавали родным и наследникам…
Двинулись, наконец.
Со двора вышли длинной колонной, скорым, размашистым шагом, как всегда ходили ратники в походе. С собой на поводках вели больших, лохматых псов, что могут сутками не сбиваться со следа и не боятся наскакивать даже на медведей.
Перед опушкой леса рассыпались в цепь, спустили собак. Те, обрадовавшись приволью, с гавканьем устремились в чащу. Их окликали короткими, как удары хлыста, командами, приказывали искать.
День был все таким же хмурым, пожелтевшая листва трепетала от пронзительного, холодного ветра, словно дрожала в предчувствии близкой зимы. Море, видное здесь отовсюду, хмурилось и клубилось белыми, пенными гривами. Но Сьевнар чувствовал – вялое утреннее состояние постепенно прошло, быстрый походный шаг развеял муть в голове, а азарт охоты постепенно захватывал. Тем более, по цепи передали: конунг Рорик обещал тому, кто первым заметит безумного, две серебряные монеты.
Ратники, разгорячась ходьбой, рвались вперед, чтобы заслужить обещанную награду. А собаки рвались просто так, лаяли и бесновались от всеобщей суматохи.
* * *
– Заходи! Заходи! Слева заходи, тебе говорю!
– Ага, ты сам заходи!
– Да стреляй же, Эйрик! Кидай стрелу! Уходит же!
– Да стой же ты! Опусти лук, в собак попадешь!
– Ах ты…
Стрела, тонко взвизгнув, пронеслась над головами собак, но и в Агни Сильного не попала. Ударила в подвернувшийся ствол.
Сьевнар бежал что было сил, одним из первых среди двух десятков ратников, кричал вместе со всеми, но видел, что все равно не успеть.
«Пропали собаки! – мелькнула мысль. – Слишком далеко вперед забежали!»
Трое собак, поднявших Безумного из какой-то расщелины в камнях, сами же поплатились за это. Агни, тощий, страшный, высокий, как великан, быстрый, как рассерженная змея, выскочил прямо на них с двумя мечами в обеих руках. Не успел отгреметь дальним эхом его боевой клич, призывающий Тюра Однорукого, самого искусного среди богов в ратном деле, а первый из волкодавов уже потерял лобастую голову, снесенную одним ударом длинного, тяжелого меча.
Второй пес тоже кинулся на него, и через мгновение уже полз по земле, перерубленный почти надвое поперек туловища. Огромный волкодав теперь скулил как щенок и, царапая по земле когтями, все еще тянулся куда-то, оставляя за собой широкий кровавый след из собственных внутренностей.
