Нет такого закона, который разрешал бы делать биопсию против желания пациента. Даже в мире велоспорта. Вот исследовать мочу на предмет обнаружения допинга — это сколько угодно. Кожу, телесные ткани, кровь — ни в коем случае.
Спортсмен, который ни с того ни с сего начинает одерживать победы, не совершает преступления. Трудно ожидать, что этот гонщик заявит: «О да, разумеется, изрешетите мою черепушку, берите образцы прямо из мозга, можете отсосать клетки печени, соки гипофиза и вилочковой железы. Что-нибудь еще? Изволите просверлить мои кости, отколупнуть кусочек? Всегда пожалуйста. Давайте, добрые люди, творите со мной, что хотите. Какое мое дело?»
Не надейтесь услышать от него такие речи. Скорее всего вас пошлют — далеко и надолго.
В особенности если упомянутый гонщик выигрывает крупные состязания: «Париж — Ницца», «Милан — Сан-Ремо», «Флеш Валлон», «Льеж — Бастонья — Льеж» и все в таком духе.
И к тому же носит имя Этторе Барис.
Об этом гласят бесчисленные протоколы, отчеты и файлы полиции. Еще бы, к тому времени, когда Барис одержал верх во второй крупной гонке, копы навалили в штаны от страха. Не успел Этторе опередить Акила на тридцать семь секунд в заезде Милан — Сан-Ремо, закрепив свою якобы «случайную» победу над ним же на трассе Париж — Ницца, как Интерпол открыл круглосуточную слежку за новым чемпионом.
Париж — Рубаи. Барис опять первый. Полицейские просто обезумели. И это были еще цветочки. Впереди маячила «Джиро де Италия».
«Тур де Франс», конечно, величайшая гонка всех времен, однако и «Джиро» — состязание жесткое, острое, словно кромка льда. Может, вы скажете: «А чего там, крути себе педали, и дело с концом»? Но вообразите крутой подъем на вершину Ронколи-де-лос-Мачос-Кабриос — а это в двух тысячах трехстах метров над землей, — и капли пота, замерзающие на лбу, и отчаянный спуск по снежному склону, непреодолимые повороты, на которых оцепеневшее от ужаса и перегрева тело перестает слушаться… Нет, здесь вам далеко не простая гонка.
Наверное, именно религия позволяла Этторе сохранять подвижность и теплую кровь в жилах. Не подумайте, Барис ничем не походил на сломанного робота, как Потоцкий или Сарпедон перед кончиной. У парня всего лишь появилась личная, неразрывная линия связи с небесами.
В принципе внезапное превращение спортсмена в доброго католика мало кого удивило. А вот постоянное присутствие служителя на старте вызывало различные кривотолки. Низкорослый, коренастый, с густой бородкой, хищным носом и разными глазами — карим и зеленым, — отец Блерио всякий раз сердито зыркал по сторонам, призывая окружающих к благоговейной тишине, прежде чем преклонить колени вместе с гонщиком, пока кто-нибудь из команды придерживал брошенный велосипед.
