— Путать? Я и не думала. Позвольте задать один вопрос. Могу я узнать, сколько стоит победа?
— Обратитесь к моему бухгалтеру. Я плачу ему за молчание.
— Нет, речь о другом.
Саенц непонимающе хмурится. Габриела склоняет голову набок:
— Микель Флейшман никогда не делал вам… предложений?
— А что, разве он из этих?
Лицемер. Как будто ему неизвестен ответ.
— Ладно, скажем иначе. Вот вы, спортсмены, вы же приносите какие-то жертвы. Я изучала журнальные статьи. Это раньше, в античной Греции тренировка значила лишь одно: сделать человека красивым и сильным. Я слушала по телику выступления бывших атлетов, тех, кто готов признаться. Все они говорят приблизительно так: «Смотря что тебе нужно. Я, например, желал достичь лучшего, на что только способен. А если ты хочешь сделаться… ну, самым-самым, то…» — и пожимали плечами. Вы, Акил, из числа главных профессиональных атлетов мира. Объясните мне, что значит сей жест?
— Это значит… — Саенц пожимает плечами. Затем откидывается на спинку кресла и вытягивает длинные ноги.
На нем светло-голубые джинсы, нити основы покрашены в тон глазам хозяина, приспущенные носки из белой шерсти подчеркивают смуглые и стройные лодыжки.
— Перестаньте, Акил. У нас тут не интервью для спортивной колонки. Это расследование убийства. Я не из вашего мира. Когда люди пожимают плечами, они хотят сказать: «Ну, вы поняли». Что вы такого поняли, Акил?
Теперь уже мужчина презрительно фыркает. Лиловое сияние в его глазах застывает ледяной коркой.
— Не прикидывайтесь, милочка. Спорим, вы разнюхали все до мелочей, какие из этих чертовых допингов можно получить в каком из подпольных спортзалов. Чего вам надо?
— Ладно, упрощаю вопрос. Реально ли сделаться первым велогонщиком, не принимая треклятые допинги?
Акил ударяет себя в грудь ладонью:
— Конечно.
— Вы опять не поняли. Не хочу вас обидеть, но я сказала: «первым». То есть самым-самым. Вот что имели в виду те атлеты, выступавшие по ТВ. Пожимая плечами, они, без сомнения, намекали: дескать, без наркоты здесь не обойдешься. Можно сколько угодно задирать нос и при этом оставаться на вторых ролях. А мы говорим о безусловной победе, сеньор Саенц.
Хозяин смерил гостью долгим тяжелым взглядом.
— Не знаю, приходило ли вам в голову, — негромко начал Акил, — что можно быть лучшим от природы, быть незаурядным, почти исключительным, и тогда любая дрянь, которой сегодня пичкаются по уши, — оскорбление твоего спорта. Вряд ли вы задумывались, в какое положение меня это ставит…
