Тропы Алтая | страница 30



Но остальные семеро не слышали в этих словах ничего, не хотели идти до Усть-Чары. Их было большинство, тех, кто не слышал и не хотел, они были правы — приближался уже учебный год, холоднее становилось в горах с каждой ночью.

Вернулись…

Вернулись, но трое обещали друг другу — когда-нибудь, может быть не скоро, может быть очень не скоро, но обязательно достигнуть Усть-Чары…

Не довелось осуществить мальчишескую мечту Сене Свиридову.

Не довелось и Василию Чернову. На Ново-Девичьем кладбище в Москве, в нишах старинной кирпичной стены стоят урны с прахом воздухоплавателей. Воздухоплаватели летели на дирижабле, чтобы взять легендарный экипаж дрейфующей станции «Северный полюс». Среди других — урна с надписью: «Самый молодой член команды дирижабля, бортрадист Василий Дмитриевич Чернов».

Из троих один только Рязанцев достиг Усть-Чары.

В десять часов сорок минут утра 16 июня 1960 года…

Глядел вдаль, туда, где в берегах из яшмы мчится Коргон, слушал, как туда же торопится по каменным ступеням Чара-река, и казалось ему, будто не один он глядит и слушает тоже не один. Вспомнил такие подробности первого мальчишеского путешествия на Алтай, что казалось — один не мог бы их вспомнить…

По тропинке подошли к Рязанцеву двое.

Он сразу определил: районные работники. Тот, что шел позади, опередив своего товарища, первым протянул руку:

— Райкомхоз!

— Как?

— Райкомхоз! — Человек рекомендовался не по имени-отечеству и не по фамилии, а названием учреждения: «Райкомхоз».

Рязанцеву тоже пришлось представиться:

— Рязанцев. Научный сотрудник экспедиции.

Райкомхоз, вот он какой был — в синей шелковой рубашке с короткими рукавами, в очень широких чесучовых брюках, в соломенной шляпе, — с необыкновенной радостью сказал:

— Мы так и думали, что из экспедиции. У нас тут телеграмма была вашего главного академика…

— Вершинина?

— Вот именно — Вершинина…

«И тут успел!» — подумал Рязанцев про Вершинина, который никогда не пропускал случая телеграфно, срочно, солидно предупредить множество людей о своем приближении. Райкомхоз между тем был, кажется, чему-то рад: черные с коричневым глазки его на полном и смуглом лице были очень приветливы. «Русский? — подумал Рязанцев. — А может быть — алтаец? Де́ла не меняет — одним словом, Райкомхоз, то ли Авоськин, то ли Пересядько».

— Плотину оглядываете? — спросил Райкомхоз.

— Немного..

— А вы глядите, глядите! Это нужно! Крайне необходимо! Костин — тоже ее оглядывает, будто в первый раз видит, — и кивнул в сторону своего товарища.